Валет червей

Однажды утром я была в комнате отца, когда он проснулся. Несколько мгновений отец производил впечатление счастливого человека, так как еще не успел осознать, где и почему находится, и был похож на прежнего себя, каким я его знала много лет. Но как короток был миг! С болью я наблюдала, как он возвращается в действительность. Я понимала, что уже никогда отец не будет счастлив, а ведь он был еще не старым человеком.

Пока отец жил в Турвиле, я все свое время посвящала заботам о нем. Теперь я понимала, как глубоко любила свою мать, хотя между нами возникла некоторая холодность после того, как ей удалось разлучить меня с Диконом. Теперь, после ее смерти, я начала сознавать, что мама чувствовала и с какой готовностью жертвовала собой ради меня. Как мне хотелось сказать ей все это, сказать, что теперь все понимаю, сказать, как люблю ее. Я знала, что ее единственной просьбой была бы просьба позаботиться об отце, что я и делала. История их любви была, пожалуй, самой романтичной из всех, которые я слышала. Юношеское романтическое увлечение, а затем воссоединение в зрелом возрасте, когда оба они стали мудрей и начали понимать, что значат друг для друга. Их идеальная любовь завершилась так горько, так трагично. Неужели за все хорошее в жизни приходится расплачиваться? - задумывалась я.

Его вид - вид жалкого, сломленного человека, еще совсем недавно столь бодрого и уверенного в себе, - ранил меня почти так же сильно, как и гибель матери. Мы всегда с любовью относились друг к другу, а теперь еще больше сблизились. Именно он привез меня во Францию и заботился обо мне, когда я особенно в этом нуждалась. Теперь настал мой черед.

Казалось, отец не замечает, как пролетают дни. Его единственным желанием было находиться рядом со мной, рассказывать о матери: о том, как он впервые увидел ее, об их волнении, о страсти, которая их охватила.., а затем о долгих годах разлуки.

- Но мы никогда не забывали друг друга, Лотти. Ни я, ни она... - И он рассказывал о встрече, о том, как совершенно складывались их отношения в последние годы.

- Это было чудом, - говорил он, - обрести ее вновь.

Я стала задумываться над некоторыми вопросами. Значит, она написала ему, рассказала обо мне и о необходимости вырвать меня из лап авантюриста. Дикон! Опять Дикон! Он постоянно вмешивался в нашу жизнь. Всегда Дикон!

Мысли о нем оказались как никогда кстати, так как на какое-то время отвлекли меня от нашей трагедии.

Однажды отец сказал мне:

- Лотти, мне бы хотелось, чтобы ты вернулась домой. Переезжай ко мне.., возьми с собой детей. Мне кажется, это сделает мою жизнь более или менее спокойной.

Я ответила:

- Я могла бы некоторое время пожить в твоем замке, но мой дом здесь. Когда Шарль вернется...

- Знаю, знаю, - быстро проговорил отец. - Это эгоистичная мысль. Но если бы это было возможно...

- Мы будем часто видеться. Ты обязательно приезжай сюда, а я буду гостить у тебя.

- Дорогая доченька, - сказал он, - как сильно ты отличаешься от всех остальных. Но ведь, в конце концов, ты и ее дочь.

- Быть может, теперь Софи изменит свое поведение. Когда она узнает, что.., что тебе нужно сочувствие.., когда ты так одинок...

- Софи не может думать ни о чем, кроме своей обиды. Арман... У нас с ним всегда было очень мало общего. Он живет своей собственной жизнью. Он безразличен ко мне.., к жене.., к нашей семье.., и иногда мне кажется, что он безразличен к жизни. У меня только один ребенок, который мне дорог. Ах, Лотти, как бы я хотел, чтобы ты могла поехать домой вместе со мной.

Он знал, что я не могу этого сделать. Я должна была ждать возвращения Шарля здесь.

Я пыталась говорить с отцом на другие темы, но, судя по всему, безопасных тем не существовало. Я не решалась расспрашивать его о состоянии дел в стране, поскольку это сразу же напомнило бы ему ужасную сцену, во время которой погибла моя мать. Разговоры о Софи или Армане тоже вряд ли можно было назвать удачным предметом для разговора. Безопасно было разговаривать разве что о детях. Его очень радовал Шарло, и, к моей радости, их дружба росла. Им заинтересовалась и Клодина, иногда разрешавшая ему брать себя на руки, поскольку ей нравилось внимательно рассматривать его лицо.

Она спросила его:

- Ты мой дедушка?

Отец ответил утвердительно, и по его щекам потекли слезы.

- Ты плачешь! - воскликнула она испуганно и в то же время осуждающе. Взрослые никогда не плачут. - Потом она добавила:

- Так делают только дети.

Я забрала ее, чувствуя, что отец слишком разволновался. Он очень полюбил ее. Должно быть, он гордился Шарло, но мне казалось, что Клодина с ее живыми непосредственными комментариями покорила его сердце.

Когда мы были втроем, создавалось некоторая иллюзия счастья, и в такие минуты мне действительно хотелось отправиться вместе с ним.

Отец мог оставаться и в Турвиле, на что и согласился, не замечая, видимо, как недели бегут одна за другой.

Он много рассказывал о своем прошлом. Между его первой встречей с моей матерью и последующим воссоединением у него было много женщин.