Валиханов

Из Верного Колпаковский, которому поставляли сведения кочующие за горами казахи Старшего жуза, сообщил, что центром восстания дунган стал город Урумчи. В Урумчийском крае находится китайский «корпус зеленого знамени», составленный из вольных охотников. Дунгане, ценимые китайскими властями за честность и особенно за отвращение к опиуму, оказались там в большинстве, они служили даже на офицерских должностях — вплоть до помощника корпусного командира. Так что когда корпус перешел на сторону взбунтовавшихся дунганских крестьян и ремесленников, восстание сразу обрело небывалую силу. Восставшие взяли штурмом Урумчи, разгромили дома и лавки. А затем, по слухам, дунгане разделились на две партии. Одна пошла будто бы на Кульджу, а другая через Тянь-Шань на Кашгар и Яркенд. И будто бы у дунган объявился какой-то ходжа…

Об этом ходже Чокан расспрашивал чериков с особым интересом. Не Бузрукхан ли, сын Джангира? Черики вполне уверенно заявили, что нет, не Бузрукхан-тюря, а какой-то другой, не кашгарский ходжа. Действительно, то был некий Рашэддин-ходжа из города Куча, который вскоре объявил себя ханом и захватил Кашгар и Яркенд, а китайцы в обоих городах укрылись в цитаделях, ожидая, когда прибудут войска богдыхана и по обыкновению разгромят ходжу.

Но кашгарцам куда деваться?! Чокан вживе представлял, что сейчас творится в городе ремесленников и купцов. А будет в тысячу раз ужасней.

Не исключено, что уже тогда, отправляясь с Черняевым на Аулие-Ата, Чокан кое-что знал о Якуб-беке, опытном кокандском лашкербаши[127], и о том, что Якуб-бек подбивает святого Бузрукхана заявить о своих законных правах на Кашгар.

Якуб-бек стал известен в Оренбурге и Омске, когда его назначили комендантом Ак-Мечети и он занялся набегами на казахские аулы.

Тогда же на него обратили внимание и англичане. Якуб-бек укреплял Ак-Мечеть с помощью английских военных специалистов. Но вскоре русский отряд разгромил превосходящие силы Якуб-бека, и Худояр-хан сместил незадачливого коменданта. Якуб-бек отправился в Ташкент с подарком в тысячу червонцев и опять оказался в чести у хана. Он был, конечно, заклятым врагом России.

Зачуйский отряд формировался в Верном. Казачьи сотни, пехота, артиллерия и — это уж теперь вошло в обыкновение — казахские джигиты, так называемая киргизская милиция. В поход готовился большой обоз, гурт быков, отара овец — мясо для солдатского котла. В укрепление прибывали один за другим ученые — участники похода. Приезжали султаны Старшего жуза со своими джигитами, слугами и погонщиками верблюдов. Появился там и султан албанов Тезек.

В поход на Аулие-Ату выпросился у своего начальства и поручик Гази Валиханов. К этому времени шустрый родич стал еще более неприятен Чокану. Гази успел отличиться при подавлении польского восстания в 1863 году и хвастал тем, как лихо он рубил бунтовщиков. В подавлении польского восстания участвовал особый казахский отряд под командованием хорошо известного Чокану султана Ибрагима Джаикпаева, получившего дворянство одновременно с Чингисом.

Зачуйский отряд выступил из Верного 1 мая 1864 года. За полмесяца до выступления Черняев заслал к киргизам прокламацию, написанную Валихановым. Прокламация призывала родоначальников явиться с миром в отряд и обещала всем прощение. По совету Валиханова Михаил Григорьевич Черняев пригласил участвовать в походе казахских и киргизских биев. Суд биев по замыслу Чокана должен был разбирать в пути дела, переданные Черняеву генералом Колпаковским, а также все споры и претензии, с которыми станут обращаться в отряд казахи и киргизы. Таким образом, на территории, занимаемой отрядом, сразу появлялось законное и понятное народу судопроизводство. Ради одного этого Чокану стоило участвовать в походе на Аулие-Ату.

В отряде он присоединился к обществу умных и образованных людей, к этакой оппозиционной свите начальника похода, где посмеивались над историческими фразами Черняева и возмущались, когда по вечерам у палатки Черняева выстраивался солдатский хор и Михаил Григорьевич приказывал играть сальные песни, чтобы показать свою близость к простому мужику-солдату.

— Лучше бы наш отец-командир дал людям отдохнуть после тяжелого перехода, — громко произносил художник Знаменский.

С Михаилом Степановичем Знаменским Чокана сблизил интерес к архитектуре могильных памятников, к росписям, к работам казахских искусных мастеров, изукрашенным затейливым орнаментом. Знаменский рассказывал Чокану, как поживает в Тобольске Ждан-Пушкин, бывший инспектор классов в кадетском корпусе. Вместе со Ждан-Пушкиным Знаменский навещал в тюрьме поэта М. Л. Михайлова, следовавшего в ссылку. Михаил Степанович вел в походе дневник, который, по счастью, сохранился. Чокан или вовсе не вел записей, или они до нас не дошли.