Валюта смерти

Помня указания Захарыча, Аня вытащила из-под лавки ватник и накинула его себе на плечи. Получилось что-то вроде уютной теплой палаточки, завернуться бы сейчас в него и заснуть. Обычно ее убаюкивали волны и мирный плеск воды, но на этот раз Аня решила не спать. Не просто же так таинственный Харон предостерегал ее против разговоров, если речь идет о пограничниках, возможно, у них стоят приборы, способные реагировать на любой, даже самый незначительный звук. Какой-нибудь эхолот, или, как он называется…

Ну, конечно, волны идеально передают звуковые колебания.

Только все же интересно, с кем здесь разговаривать? Впрочем, если она вдруг начнет разговаривать во сне, приборы ее треп все равно словят, и у Захарыча будут неприятности. Хотя какие могут быть неприятности за пользование в черте города надувной лодкой? Или, действительно, на той стороне реки никакой не Веселый поселок, а самый настоящий Тусвет? Поэтому и река Смородина, поэтому и моста Александра Невского нет.

Глава 18 Ночь со вторника на среду. Ахерон

И не боги горшки обжигают.
И не боги горшки разбивают.

А.Смир

Ночь. Мирный плеск весел: шлеп, шлеп, шлеп… над головой черное, точно побитое молью, небо, в дыры смотрят звезды, а может, и не звезды. Наверное, небо – сверкающий купол, на ночь кутается в старую, темную шаль для тепла. Потому что, если не укутаешься, то и не уснешь. А ночью нужно спать. Всем, даже небу… Тс…

Все ребята спят, все зверята спят, интересно, спит ли дома Казик? Нет, пожалуй, смотрит мультики. Хорошо, если только мультики, а если канал для взрослых? Никудышная она мать, хотя, если разобраться, и не мать вовсе. Не очень-то и хотелось. Не напрашивалась, а все равно теперь, хочешь не хочешь, а быть тебе, Анна Александровна, матерью. Матерью-одиночкой. Не матерью – временной нянечкой, от которой ребенок будет бегать звонить уехавшим в бессрочную командировку родителям, няня – спасательный круг, защищающий от бурь грот.

Какой там грот – погибающий корабль, каменный гончарный круг, камень на шею. Беги от нее мальчик, глупый ребенок с доверчивыми глазами. И не мама, не мачеха, и даже не добрая фея-крестная, не Мэри Поппинс досталась тебе, а Анна Александровна Григорьева, алчущая твоего клада, мечтающая обобрать несчастного сироту, утащить, утянуть, стырить, украсть твои минуты общения с родителями, урвать кусок тепла, подаренный тебе самой судьбой.

Куда ты попал, маленький принц с далекой звезды, затерянный в чужом тебе городе? Городе, где не говорят по-французски, но где столько других чудес! В городе, где к каждому ребенку может прийти новая мама, и под песочницей на детской площадке зарыт клад! Городе, где из старых допотопных будок можно позвонить на тот свет. Связаться с одноногим Сильвером и выяснить у него секрет пиратских сокровищ на острове «Сундук мертвеца», где пес Цербер засирает детские площадки, а переполненные огнем кошки караулят старые Питерские дворы!

Очнись, Казимир, воспрянь ото сна, восстань! Беги от этих людей из этого сна в сон следующий, из этого мира в мир параллельный, из этой смерти в смерть новую, в жизнь, побеждающую смерть силой любви!

Беги во имя любви и, может быть, еще добежишь.

Беги…

– Нет тут никакого Казика! И никого нет! – наконец не выдержала Анна, отмахиваясь от навязчиво втюхивавшего ей муру внутреннего голоса.

– Как нет? – Возмутился мысленный оратор.

– Нет, и не было. – Аня зарылась лицом в теплый пахнущий дымком ватник, решив не потворствовать шизе. Еще бы, обидно ведь, в кой-то век текст прет сам собой, а под руками ни диктофона, ни ноута, ни какого завалященького клочка бумаги!..

– Рукописи не горят, – шевельнулось у правого уха, обдавая Аню запахом перегара.

– А это и не рукопись! – огрызнулась она и тут же сообразила, что говорить-то ей, в сущности, не с кем. Захарыч привычно греб с закрытыми глазами, во сне, что ли, греб. В то время, как на нее снова дохнуло сивухой, да так смачно, что Аня невольно представила рядом с собой…

Впрочем, образ, возникший перед внутренним взором Анны, был настолько непоэтичным, что даже в эту волшебную ночь над водами реки Смородины, что разделяет два царства – Мертвых и Живых, – он не мог воплотиться во всем своем безобразии и бытовой гнуси.

– Константин Захарович, вы что, уснули? – зашептала Анна, пытаясь дотянуться до гребущего во сне или трансе перевозчика. Но почему-то ей это никак не удавалось. Придерживая ватник левой рукой, правой она пыталась дотронуться до колена современного Харона, но тот, каким-то неправдоподобным образом, постоянно оказывался в паре сантиметров от ее пальцев. Возможно, все дело было в том, что лодку качало на небольших волнах. Аня поднялась и, выскользнув из ватника, держась за борт лодки, сделала шаг в сторону спящего Захарыча и снова протянула руку.

Мистика. Проклятый перевозчик был недостижим!

Правда, теперь он уже похрапывал, выводя свои тюрлю-тюрлю, вольготно развалясь и широко расставив ноги, между которыми торчало ослепительно белое весло.