Валюта смерти

– С мамой – это святое. Если с мамой, так я, это, помогу тебе, чем смогу, конечно. К будке этой клятой проведу, за охрану тебе буду, чтобы по дороге никто не обидел, деньжищи такие не отобрал. А то всякого сброда тут видимо-невидимо. – Она тяжело поднялась с пола, отряхнула коленки. – Только ты мне тогда тоже монету, нет, две монеты выдашь, чтобы я не за просто так ноги ломала. Хорошо?

– Конечно, хорошо. – Казик вытер рукавом слезы и улыбнулся.

– Только я остальные монеты сама Ане отдам. Тебе выдам у будки одну или две, свои заберу, а остальные отдам твоей тете, а то еще потеряешь. – Она сунула монеты в карман фартука, размашисто перекрестилась.

– А вы так и пойдете? Без куртки?

– Да что тут идти-то, – баба решительно взяла Казика за руку, и вместе они начали медленно спускаться по лестнице.

Глава 22 Когда река смерти течет через твой город

Аккуратно сложу понты
У роковой черты.

А.Смир

Вопреки обещаниям Георгия, через мост ей не пришлось переправляться одной. Точнее, одна она прошла ровнехонько половину моста, где ее встретил опирающийся на весло, точно патриарх на свой посох, Захарыч.

– Долго вы что-то, а где же провожатый? Сбежал, черти ему в кишки. Вот ведь народец поганенький пошел. Им за сопровождение такие бабосы сыпятся, а они даже до места толком довести не могут. Уроды. Ну, ничего, сегодня в «Навь» телегу накатаю, будьте нате. Ишь, чего удумали, охраняемую особу несколько метров до места не довести! С рук на руки, как водится, не передать.

– Да фиг с ним, с убогим. – Аня махнула рукой в сторону берега. – Ногу вот только зашибла, у них там начало весны, лед пополам с водой. Скользко.

– Весна – это хорошо. Весна, это я особенно люблю, тем более, когда она солнечная да радостная, с птичками, голубым небом, первыми цветами. Впрочем, цветы – они в городах теперь почитай что круглый год обитают. В стеклянных гробах. Прямо на улицах. И тетки при них вечно замерзшие приплясывают, в ладоши хлопают. А в каждом гробике по несколько зажженных свечей. Днем и ночью. Днем и ночью горят. Цветы живые в мертвых гробиках, много, самые разные. Кум рассказывал, что даже зимой весенние, летние или скажем осенние раздобыть возможно. Так ли?

– Самолеты летают, отчего же не привезти? Цветы хорошо расходятся. – Аня нарочно шла тихо, прихрамывая на пострадавшую ногу. Будет Захарыч в офисе отчитываться, припомнит, что клиентка травмировалась, поэтому и до моста долго добиралась. Хотя не похож Константин Захарович на человека, который любит отчеты писать. Вот он какой, работает близ Питера, а даже не прогуляется по городу, не полюбопытствует, какими цветами торгуют.

– Не скажи, самолеты не самое главное, главное, что мир единый и маленький, словно щенок крошечный, что за пазухой, если угодно, разместится. Мир – он живой, дышащий, чувствующий, соображающий. Правда, туго это у него выходит, медленно, но все же… – Константин Захарович задумался, почесывая плохо выбритый подбородок. – Раньше, для того чтобы из осени в зиму, или из зимы в весну, почитай три месяца жить приходилось, если ехать в карете, скажем, навстречу весне, то можно было быстрее поспеть, приход нового времени ускорить и порадоваться. Нынче на самолете из снежной Московии в солнечный Египет или Турцию несколько часов, и все – победа! Думаешь, это оттого, что самолеты быстро летают? Оттого, что мир с каждым годом меньше становится, Господь его во все времена одной ладонью прикрыть мог, или, скажем, на одну положить, а другой и хлопнуть, чтобы неповадно было всяким-яким…

– А другой свет, он тоже живой? Ад – тоже чувствует? Тоже соображает? – Аня затаила дыхание. Этот странный, чем-то напоминающий мультяшного Печкина человечек, говорил вещи, прежде не приходившие ей в голову. Но от них, от этих вещей, она чувствовала, зависела нынче ее жизнь.