— Соседи со вниманием следили, как покостылял Склиф в подворотню в одних трусах, ни одна падла в ментовку не сообщила. Слышал про лошадей, которые крутили жернов при перемолке зерна в муку?
— Еще Рябой, царствие небесное, про них рассказывал. По кругу ходили до старости. Или пока не сдохнут.
— Глаза шторами закрывали. С годами они слепли. Так и соседям зенки словно завешивают.
— Хорошая пословица: моя хата с краю — ничего не знаю. Ни в одном языке мира не найдешь. Как выключатель, — сплюнул я под ноги. — У всех народов включатель, у нас и выключатель есть. И дикая зависть ко всему, что на вид богаче. Посмотри на Усатого, отца с матерью не пожалеет.
— Мы все такие, — покосился на меня Сникерс. — Один ты русак, будто твоих предков узкоглазые татары с монголами не трахали. Или из немцев — переселенцев. Сам рассказывал, что в детстве немцем дразнили.
— Рос без отца, в лагере родился, — не понимая раздражения Сникерса, пробурчал я. — Прямым был, не прятался за чужие спины. Тебя какая муха укусила?
— Такая… Пашешь, пашешь, а животное с одной извилиной пунктиром за раз весь навар прикарманивает, — отмахнулся Сникерс.
— Ты ж в ментах значился. Чего хребты не ломал, когда возможность была? — сузил я зрачки. — Выгоду искал?
— Не пошел бы ты на хер.
— Напялься ты первым, понаблюдаю, как получится. Заменжевался. Я предлагал устроить засаду.
— Для всех и сразу не устроишь. Непонятно? А если у каждого по очереди, кто-то будет успевать предупреждать. Из своих.
На том расстались. Я осознавал, почему Сникерс взъерепенился. Похоже, очередь докатилась до него, а плана избежать процедуры, так и не придумал.
Наш пятачок присмирел. Я заметил притворно сочувствующие взгляды торгующих с прилавков детскими вещами, трусами с лифчиками, женщин. Они появлялись, когда сваренные из железа двухместные «скворечники» освобождали челноки, чтобы до темноты успеть продать пусть какую вещь, наскребая добавок к пенсии, пособию. Менты драли за постой не меньше червонца. Каждый сантиметр площади что внутри, что по периметру раскинувшегося от Станиславского до Тургеневской и от Буденновского до Семашко, базара стоил денег. Бабки переваривались, крутились, оседали, всплывали тоннами. Тоннами растекались в известных людям направлениях. Население миллионного анклава подпитывалось и жило центральным рынком. Сливки схлебывало котово Мурло.
Солнце начало припекать, тень от магазина перекинулась на другую сторону. Я придвинулся к прогревшейся бочке с продавщицей газированной воды с лисьей хитринкой в розовом облике. Муж ее, бывший десантник, забредал с выражением, словно нажил в придачу к красавице не только зубную, но и головную боль.
— Как дела? — окликнул я матрешку в коротком платьице.
— Жду предложений, — немедленно отозвалась та.
— За пятьсот баксов я к королеве Англии на вшивой козе подскочу.
— До Англии добраться надо. А я тут.
— Собьешь цену, побеседуем.
— Вы доллары лопатами гребете.
Человек из провинции, растопырила уши, в них накидали кто что пожелал. Главное, заинтересовать, об оплате потом, когда дело будет состряпано.
— Ты разве не в курсах, как зеленые достаются?
— Чего прислушиваться, — принялась покручивать попой с полненькими ножками матрешка, едва достающая стриженой головкой мне до плеча. — Своих забот немеряно. За квартиру заплати, за садик тоже. Муж приносит меньше, чем я зарабатываю.
— Но почему пятьсот долларов? Хоть понимаешь, что это пятнадцать тысяч пятьсот рублей?
— Пятнадцать тысяч?.. Это много? — Матрешка закусила розовую губу. — Нет, пятьсот баксов, я умею делать все.
— Тогда к Сникерсу, — вздохнул я. — Я нищий.
— Странно, а он подсылает к тебе, — присмотрелась куколка. — Договорились, что ли?
— Данный вопрос мы не обсуждали, — быстро сообразил я. — Он на какую сумму рассчитывает?
— У него машина.
— У меня нет. Преимущества на лицо. К тому же, муж у тебя десантник.
— Везет мне на… козлов. Сникерс тоже из голубых беретов?
— Он бывший мент.
Заметил, что ко мне не решается подойти пара интеллигентного вида. Демонстративно раскрыв барсетку, заглянул в нее, застегнул снова. Парень с пробором на голове подхватил под руку с распущенными волосами девушку, не переставая озираться словно в поисках других валютчиков, направился к моему месту. Вынув из кармана сложенные сто долларов нехотя протянул их мне. Сам взялся рассматривать мороженое за стеклом холодильника. Не успел я развернуть сотку, как услышал его возглас:
— Если можно, поскорее. Карманных денег нет, а подружка приметила «Лакомку».
— Писатель, не задерживай, — поддакнула матрешка.