Валютчики

— Хуже, Андреевна, — заверил я женщину. — Завтра труповозка сделает не один рейс. Сколько бомжей под каменным с железными решетками забором вокруг собора. Бог смотрит и радуется, что души к нему возвращаются. Смерть легкая. Ссут и срут под себя, калеки с обрубками. А денег полно… Применяют их не по назначению. Фасад города надо обновить? Как при Советской власти. Партшколу на Пушкинской такую отгрохали, с похмелья на бездорожнике не объедешь. За монументальным зданием детский садик прогнил. Домишки в землю вросли. Но все загорожено. И Пушкин на постаменте. Кривиться, правда, стал, вокруг сточные да фекальные колодцы. А ты о каких-то бомжах. Их, бедолаг, по городским улицам, в подвалах пацанами забитых, под стенами вокзалов ментами изуродованных столько… На всех хватит. А мы промолчим.

— Что ты гонишь! Партшкола…Пушкин… Тут люди гибнут. Писатель.

— Что писатель, не как все? Я тоже мерзну, хотя на пенсию должен пойти по вредной сетке. А руководители в трудовой книжке взяли, да написали, мол, переведен из формовщиков в транспортировщики горячего литья… в бригаду завхоза. Вот как коммунисты мстить умели. Транспортировщик горячего литья… в бригаде заведующего метлами и ведрами с лопатами. Три года горячего стажа коту под хвост. Спасибо, что не в Ковалевке.

— Не знаю, кто тут виноват. Но за людей беспокоиться надо.

— Я и беспокоюсь. В старой части города дома трещинами пошли? Подпорки ставлю. Придавило кого? Ничего, бомжи тысячами гибнут. В войну в землянках жили. Да я сам в хлеву родился, м-мать вашу… Квартиры им подавай. Может, света без перебоя запросите, или воды с газом? Такого света дам, что белого света не взвидите. Разгорланились, мол, терминал в Таганроге надо построить, чтобы все флаги и таможенные пошлины в гости к нам. Дороги без колдоебин асфальтируй. Господами стали! До поста с кожаным креслом у меня была одна дорога. Пыльная, навозом обляпанная. Как у цыгана, который воевал. Правда, первый раз слышу, мирный же народ, водкой с наркотиками торгует. На казачке женился, она сына его вырастила. Терминалы…Так будет и здесь.

— Совсем не туда попер, — вгляделась в меня Андреевна. — Часом, не просквозило?

— Андреевна, — оскалил я зубы посильнее. — Маркиз Де Кюстин триста лет назад назвал Россию страной фасадов. Изменить менталитет за десятилетия невозможно. Он врожденный, как уродливо приобретенное нами после ига имя прилагательное. Не существительное крепкое, как положено по закону матушки Природы, вмешательства не терпящей. А прилагательное. Русские мы. Русские.

…Нейрохирургическое отделение находилось на десятом этаже БСМП-2. Из окон нашей палаты хорошо просматривалось асфальтированное объездное шоссе, разделяющее одноэтажные домики Северного поселка с мощными корпусами современной больницы. Если широкими коридорами отделения пройти на другую сторону этажа, то с балкона открывался вид на пруд с резвящейся у берегов детворой, на разноэтажки Северного жилого массива. В палатах на той стороне было пошумнее. Или так казалось. А в нашей на шесть коек с пятью страдальцами с черепно — мозговыми травмами было тихо даже при раскрытых окнах. На дворе стояла вторая половина июля.

В субботу, ближе к вечеру, к нам привезли мужчину лет пятидесяти. Как потом выяснилось, споткнулся, ударился головой о бордюр. Для срочной операции потребовалась кровь для переливания. Ее не оказалось. Денег на закупку у пострадавшего тоже не было. Внешний его вид говорил о том, что это человек семейный. Больше суток он лежал на кровати, то чернея, то бледнея. На вопросы врачей лишь поднимал руку, говорить не мог. Потом его все-таки покатили в операционную. Приходили жена с дочерью. Утром медсестры сообщили, что мужчину вскоре после вскрытия отвезли в морг…

— Полчаса уже по сотовым телефонам долдонят, и никаких мер, а?

Стоявший у окна крепкий батайчанин под шестьдесят лет, строитель, хохотнул с сарказмом в голосе, безнадежно махнул рукой. Месяц назад после работы они отметили в бригаде знаменательную дату, он пошел домой пешком. На улице, почти в центре, проезжавшая машина зацепила бортом. Ребята остановились, погрузили бесчувственное тело в кузов, вывезли за город, ограбили и сбросили в придорожную канаву. Как очухался, сумел добраться до дома — вопрос, как говорится, не к людям. Они свое дело сделали.

— Кто? — не понял лежавший на постели молодой парень, бывший охранник. После избиения напавшими на охраняемый им объект преступниками, он с трудом двигался без посторонней помощи. Он еще на что-то надеялся, этот умный тридцатилетний мужчина, каждодневно — утром и вечером — посещаемый кормившим его, безраздельно любящим пожилым отцом.

— Бомж заполз на территорию больницы и лежит в скверике на дорожке. А тут ментовская машина, — пояснил строитель. — Двое сержантов брезгуют к нему подходить. Переговариваются по рации со своими. Из больницы ни одного белого халата.