Валютчики

Я выдрался на белый свет. За солидный промежуток в квартиру никто не постучался, телефон молчал. Ребята встретили как обычно. Думали, я поехал встречать Новый год среди родных, служивших в ракетном городке под Москвой.

— Правильно сделал, что свалил, — вертя головой едва не вкруговую, объяснял Папен. — Баснописец пасся здесь все время. Начальник уголовки и Юрков из областного управления упирались за тебя. Пятьсот баксов, это больше, чем беспредел. Потому борзой мечтал закрыть. Пиши заяву, иначе пойдет шерстить всех подряд. Валютчики только спасибо скажут.

— Писать не буду, — пожал я плечами. — Бесполезное дело, свидетелей нет. А пастуху с хозяином покажусь.

В кабинете кроме начальника уголовки рынка никого не было. Я поздоровался.

— Присаживайся, — указал на стул в фуражке на голове начальник. Улыбнулся. — Баснописец требует, чтобы закрыли. Как на это смотришь?

— На ваше настроение, — усмехнулся я. — Если мало отстегнул, тогда какой разговор. Среди менял пересуд, что обули как мальчика. Я вернул то, что купил.

— Точно не знал про ворованное золото?

— Даю слово. Брал не у пацанов.

— Верю.

— Не раз делали ревизию, — посмотрел я в глаза начальнику.

— Здесь проверяют всех, — ушел тот от ответа. — Становись, никто донимать не будет.

— Баксы вернут? — не утерпел я с подковыркой. — На мелочевке много не наваришь.

— Свидетели есть, что отстегивал тем оперативникам? — прищурился начальник. — Вот именно. Забудь.

Выйдя из ментовки, я посмотрел на купленные за сто пятьдесят рублей японские часы, позолоченные, со стеклом из горного хрусталя. Корпус поцарапан, тикали по японски — то останавливались, то выбрасывали неправильное число. Ремонт обошелся бы еще в сто пятьдесят рублей. Продали два парня с Украины, пояснив, что выиграли в карты. Может, повезет еще с чем. Бежать с рынка означало бы признать поражение. Сверив время с бесконечностью на колокольне, заспешил к воротам. Хватало лишь смотаться за деньгами и вернуться обратно.

До Нового года осталось с десяток дней, приближение его ощущалось не очень. Я крутился в поте лица, наматывая километры пробежками от нашего угла с внешней стороны рынка до центрального прохода вдоль торговой площади. Валютчики сочувственно похлопывали по плечам. Баснописец с Тюлькиным пытались провести подобный эксперимент в центре. Нарвались на сплоченное сопротивление. Если с ворованным залетали откровенно, менялы соглашались на следственный изолятор, шли в отмазку. Лишь бы не отстегивать мзду присосавшимся к базару хамам, не мечтающим побывать в шкуре менялы. Не у каждого очко было железным, но больше, чем на сотню баксов, никого не раскрутили. Меня менты из районной уголовки обходили стороной. Чувствовалось, дал указание солидный благодетель. Доллары возвращать никто не думал.

Я обменял двести баксов нового образца старому клиенту. Быстро темнело. Стрелки на колокольных часах замерли до обеда. Чубайс собирал долги, отрубая свет то в одном, то в другом районе города ежедневно. Сегодня очередь Пролетарского. А Бог работающий от электричества механизм крутить не желал. Приподнял край перчатки. Закругляться рановато, иначе не выработаешь уплаченного вперед. Заметил высокого, спортивного вида, парня. Он выскочил из-за табачного ларька напротив, быстро отмеряя расстояние. Это был убийца, фоторобот которого висел на стенде за спиной. Оглянулся вокруг. Ни патруля, ни казачьих контролеров. Народу тоже немного.

— Идет работа? — спросил парень. — Ничего интересного не взял?

— По ночам значительное не носят, — ответил я. — Только обменял двести баксов. Перед этим влетел на пятьсот.

— Вечно проблемы, — озирая площадь, пожевал губами парень. — Кинули?

— Менты наказали. За ворованное.

— Берешь?

— Подставили.

— За подлянку надо отвечать.

— Пацаны, лет по четырнадцать.

— Все равно.

Убийца постукал перчаткой о перчатку. Кожа была новой и скрипучей. Шкура под выбритым, будто срезанным, подбородком отливала синевой. Я ощупал ручку шила в кармане китайской куртки. В морозном воздухе распространился запах одеколона. Лицо у парня было удлиненным, глаза меняющиеся. От холодного, почти бессмысленного, взгляда до внимательно заинтересованного. Сухощавая фигура под метр восемьдесят, длинные ноги в джинсах, теплых ботинках. Таких сухопарых ребят отбирали в военную разведку или в спецназ, в диверсионную группу..

— Значит, стоящего не приобрел? — спросил снова парень.

— Для тебя нет.

— Для меня?..

— Знаю, зачем ты набегаешь.

Он поскрипел ботинками, кашлянул в кулак. Я успел высвободить ручку шила из-под клапана кармана.

— От тебя мне ничего не надо, — усмехнулся он. — Думал, расскажешь о друзьях интересное. А ты весь в проблемах. Работай, писатель.

— Твое дело, — пожал я плечами.