Валютные войны

Европа, начиная с середины XVI века, с эпохи Ренессанса, была более 400 лет раздираема кровопролитными битвами, которые велись во времена Реформации, Контрреформации, Тридцатилетней войны, Английской революции, войн Людовика XIV, Семилетней войны, Французской революции, Наполеоновских войн, франко-прусской войны, Первой и Второй мировых войн, холокоста, падения «железного занавеса» и ядерного террора холодной войны. К концу XX века в Европе выработалось отвращение к требованиям националистов и претензиям на военное превосходство. Старые этнические, национальные и религиозные разделения в странах Европы все еще присутствовали. Необходима была объединяющая сила – что-то, что свяжет экономики настолько близко, что нельзя будет даже подумать о войне.

Начиная с Объединения Угля и Стали 1951 года, в состав которого входили шесть стран, Европа прошла через различные формы зон свободной торговли, общего рынка и валютных систем. Маастрихтский договор 1992 года, названный по имени города в Нидерландах, где он был обсужден и подписан, предусматривал создание политической единицы, Европейского союза, и, в конечном итоге, вел к созданию евро в 1999 году. Евро должен был выпускаться новым Европейским центральным банком. А к 2011 году евро уже использовался 17 государствами – членами ЕС.

Однако с самого начала аналитики предупреждали, что единая валюта, поддерживаемая единым центральным банком, не совместима с различными фискальными политиками стран-членов, перешедших на евро. Страны, которые исторически были расточительны и не покрывали свои долги или девальвировали свои валюты, такие как Греция или Испания, стали бы неугодными партнерами в союзе, в составе которого были такие благоразумные в финансовой политике страны, как Германия.

Потребовалось почти десять лет для того, чтобы все недочеты в этом великом плане были полностью раскрыты, хотя они там были с самого начала. Опасное сочетание продажных министров, нечестивых аферистов с Уолл-стрит и нарочито закрывающих на все глаза чиновников ЕС в Брюсселе позволило таким странам, как Греция, находиться в дефиците и брать займы, размерами превышающие установки Маастрихтского договора, пока она прячет действительные издержки в просроченных и внебалансовых контрактах. В это время инвесторы расхватывают миллиарды евро из государственного долга таких стран, как Греция, Португалия, Испания и Ирландия (да и другие государства – члены Еврозоны), по процентным ставкам чуть выше, чем в стабильной Германии. Это делалось на основе высоких рейтингов от некомпетентных рейтинговых агентств, а также финансовых отчетов министерств, вводящих в заблуждение и позволяющих принимать желаемое за действительное инвесторами, которые считали, что евро никогда не будет подвергнуто дефолту.

Тропа кризиса государственного долга 2010 года была частично плодом нового согласия между банками, заемщиками и бюрократами. Банки купили бы европейские государственные облигации и поставили бы на баланс соответствующую прибыль, твердо веря, что ни один суверен их не подведет. Суверены с радостью выпускают облигации, чтобы выделять средства на нерациональные затраты, которые помогают профсоюзам госслужащих. Интересы бюрократов в Брюсселе, возможно, были наиболее коварными. Если европейский кризис государственного долга сам бы разрешился, все бы хвалили успешность проекта евро. Если бы выход из некоторых кризисов провалился, решением бюрократов стала бы бо́льшая степень интеграции и усиление контроля со стороны Брюсселя. Закрывая глаза на безрассудства, Брюссель создал беспроигрышную ситуацию. Если бы евро имел успех, чиновники Евросоюза заслуживали бы похвалы, если бы евро оказывался в напряженном положении, они бы получали власть. И вскоре это напряженное положение наступило.

Европейские банки объедались не только на государственных долгах в евро, но и на долговых обязательствах в долларах, выпущенных по Fanny Mae и целому алфавитному спектру жульнических структурированных продуктов Уолл-стрит, таких, скажем, как обеспеченное долговое обязательство (CDO). Эти долги были порождены неопытными местными банками Соединенных Штатов и переупакованы в миллиарды долларов такими банками, как Lehman Brothers, до того, как они обанкротились. Европейские банки были настоящими слабыми звеньями в глобальной финансовой системе, слабее, чем Citigroup, Goldman Sachs и другие спасенные идолы американской финансовой системы.