Валькирии космоса. Книга 4. Кошак

Валькирии, проявив недюжинную прозорливость, заметили это моё взвинченное состояние. Лайна тут же отошла от стола, где до того стояла, опершись ножкой на стул Мисель. Приблизилась ко мне вплотную. Нежно оплела ручками шею. Её непредставимые бездны глаз оказались очень близко — такими они виделись в постели, во время наших ночных игрищ. Меня почти сразу отпустило.

— Не бойся, котик, ты будешь последним человеком, кто окажется по ту сторону оптики. Мы — твои кошки, ты — наш кот. Понимаю, что с непривычки, да ещё и мужчине, зябко, но я в тебя верю. Ты освоишься.

Слова девочки подействовали сродни ледяному душу, в сердце широко расплескалась щемящая нежность к моим кошкам. Однако я всё равно постарался увести разговор в сторону от собственных слабостей:

— Что с ним хотя бы происходит… прямо сейчас?

Кивок за стекло показал, о ком идёт речь. Вообще, поза мужчины выглядела довольно экстравагантной, достойной какой-нибудь порнографической киноленты. Страдалец лежал, одетый в какой-то плотно обтягивающий тело комбинезон, на странного вида кушетке, лицом вниз. Ноги вытянуты, разведены где-то на ширину плеч. Всю область таза занимает нечто, отдалённо похожее на подаренное мне кошками «седло», только выполненное из материала со стальным блеском. Руки подпольщика согнуты в локтях и поджаты к бокам. Ими он как бы обнимает фиксаторы, словно любовник — лежащую под ним женщину. При этом руки, включая ладони, явно зафиксированы, поза не выглядит расслабленной или естественной. Лицо вставлено в специальный паз, в головной части кушетки, так что из аппарата выступает лишь её затылочная часть, даже уши скрыты загадочным механизмом.

— О!.. — протянула рыжая, и её глазки блеснули.

Республиканка перевела взгляд на стену, и перед нами распахнулась любезно выведенная Миской голограмма. Там демонстрировалась… кушетка с пленником в разрезе. При ближайшем рассмотрении всё оказалось ещё более противоестественным, с кричащим сексуальным подтекстом, ибо отчётливо виднелся половой орган страдальца, весьма ощутимо топорщащийся вертикально вниз и окутанный какими-то полями. В разрезе такие же радужные контуры полей светились на ключевых нервных узлах распластанного тела — я мог это сказать по собственному опыту, ещё по прошлой жизни, в бытность тренером и мастером рукопашного боя. Да и в Республике сёстры любезно дополнили мои познания в анатомии новыми нюансами. Порой — на моём собственном примере. Они умели тонко работать с нервными центрами, что особенно остро выходило их опасными коготками… А уж что ими вытворяла Викера!.. В общем, попал мужик капитально. Если это оборудование столь же эффективно, как кошачьи когти — а сомневаться в этом не приходилось, ведь импланты создавались под совсем иную задачу, в отличие от этой жутковатой техники, — они бедолагу сломают на раз.

— До твоего прихода мы немного поигрались с этой мышкой… показали ей, что бывает с плохими мальчиками. Парень проникся. Извивался в наших цепких коготках, клялся, божился… Да много чего делал. Только давай ты будешь задавать вопросы, а играться с ним будем мы? Не забывай, мы ведь девочки. А девочкам самой природой заповедано играться с мальчиками! Ну так как, позволишь нам заниматься любимым делом… лев? Львицам своего прайда?..

Словно для демонстрации возможностей и в подтверждение слов сестры, Миска запустила аппарат. Энергетические наслоения на голограмме пришли в движение, поплыли тона, изменилась толщина линий, сдвинулось соотношение цветовых пятен… Завораживающее зрелище! Зато в реальном мире картина оказалась далеко не столь радужна. По ушам неприятно резануло жалобным скулежом пленника:

— Нет, нет! Только не опять! Я же согласился! На всё согласился! Прошу!

Несколько секунд мужчину корёжило натуральными волнами возбуждения, острые уколы в средоточия сводили нервную систему с ума, и только непродолжительное воздействие на половой орган не давало бедолаге повредиться рассудком в этой жуткой чувственной феерии. Наконец всё прекратилось, мужчина задышал часто-часто; из его горла вырвался обречённый стон облегчения. Когда же всё оказалось позади, из невидимых энергетических мембран на голографическом облаке полились жалостливые всхлипы.

Я с трудом отлип взглядом от нереальной, не желающей восприниматься мозгом в полном объёме картины. В душе водили хороводы самые разные эмоции, и их окрас был, пожалуй, столь же многообразен, как и на висящей в воздухе голограмме — окрас областей воздействия. Ну а Лайна… Эта оторва вдруг прижалась ко мне всем телом, поёрзала бёдрами, хмыкнула. После чего совершенно бесцеремонно запустила под застёжку свою игривую ладошку. Поймала разгорячённую плоть, прошлась по ней гибким пальчиками, и её хмыканье тут же сменилось фырканьем:

— Возбудился, Миса! Как ты и думала! А я, признаюсь, боялась, что у него там всё упадёт, когда увидит другого мальчика в наших коготках…

— Лай, ты что творишь! — рыкнул на неё.