— Твой клинок принадлежит мне! Что хочу, то с ним и делаю, — и дурашливо показала мне язык. — Может, трахнем этого котика? А, Миска? Запусти нашей мышке что-нибудь лёгенькое, чтобы не расслаблялась, продолжала извиваться и стонать, а мы в это время…
Мисель порывисто встала из-за стола. Если бы на нём что-то лежало, она точно бы упало на пол — настолько эмоциональным вышел отрывистый жест. Когда же я увидел глаза метиллии, причина её импульсивности стала ясна, как божий день. Кошка возбудилась не на шутку и поддерживала провокационное предложение сестры всей душой и… всем телом. Я опомниться не успел, как оказался на полу, под парой распалившихся валькирий, в каком-то нечеловеческом исступлении беснующихся сверху.
Признаюсь, меня самого накрыло не по-детски. Наверное так себя ощущали палачи прошлого рядом со своими жертвами… И пусть республиканские методы допроса казались — по сравнению с теми же средними веками Земли — более гуманными, сродни острой сексуальной игре, но пыткой от этого быть не переставали. Да, пытка удовольствием и возбуждением — далеко не пытка калёным железом, различными башмачками со стальными штырями, выдёргиванием ногтей, растягиванием на дыбе… А позже — электричеством и психотропными препаратами, воздействующими прямо на мозг, вызывающими удушье беспомощности, приводящими к разложению личности… Здесь личность оставалась самой собой, вот только… если вдуматься, особой разницы между болью и возбуждением не было. Всё имеет свою меру, и её чрезмерное превышение как раз и заканчивается страданием тела и разума. Однако сейчас меня занимало другое. Сейчас я в полной мере ощутил, как страдание ближнего отражается на самом палаче. Как вслед за психикой жертвы необратимо меняется и его собственная психика. Как боль и страх жертвы приобретают в глазах её мучителя сексуальный подтекст, даже если пытка не сопряжена с возбуждением, как в Республике. Или это влияние стресса, который наравне с жертвой испытывает и сам мучитель?..
Когда валькирии поуспокоились, я первым делом попросил их прекратить бессмысленные мучения страдальца за права сектора. «Мышка», едва ощутив свободу, сразу провалилась в спасительное забытьё. Видимо, нервная система не выдержала даже сравнительно лёгкого воздействия. Что, впрочем, мало заботило кошек, ощутивших себя полновластными хозяйками попавшейся в их коготки мышки.
— Лай, я тебя сегодня не узнаю. Обычно ты спокойная и рассудительная, а сейчас… ведёшь себя, словно Эйди. Или Сай, когда играется, — нужно было стравить накал страстей, и невинная тема для разговора пришлась как нельзя к месту.
— Дорвалась. Я просто банально дорвалась, — виновато вздохнув и грациозно потянувшись всем телом, ответила лежащая по правую руку от меня снежка. — Столько месяцев без полевой работы… Дело даже не в этом мальчике. Просто… хочется вновь ощутить этот охотничий азарт… почувствовать себя хищницей… Такая вот я странная. Долгие лета в крови по колено накладывают отпечаток, Кошак.
— Ладно, хватит лирики. Вы же меня не трахаться сюда позвали?..
— Признаюсь, Кошак, именно трахнуть я тебя здесь и хотела, — не стала отнекиваться Миска, раскинувшаяся на полу звездой и закинувшая на меня руку и ногу. — Заводит тут не по-детски, так что не обессудь. Ты — мой кот. Кого мне ещё тут прикажешь трахать?
— То есть большой ценности пленник не представляет?
— Я этого не говорила. Мне сейчас вообще сложно оценивать. С точки зрения нашей миссии — однозначное «нет». С точки зрения так любимого тобой Отдела террора — безусловное «да». Мы его за компанию взяли, чисто случайно. Уже после подключения ребят из Отдела проверили всё более точно, и поняли, что мальчик не так прост. Но именно как политический.
Однако, как бы аморально это ни прозвучало, страдалец за стеклом волновал меня сейчас в последнюю очередь. Куда важней было разобраться в своих кошках, а именно — в этой новой для меня стороне их личности.
— Миска, скажи, тебе нравится вот так… смотреть, когда мужчина корчится на пыточном столе? Ты своих мальчиков тоже… вот так?..
Метиллия на секунду задумалась, но после решительно качнула головой. Отрицательно качнула.
— Я считаю, мальчика должна трахать его девочка. Вот так — это изврат. Бессмыслица. Знаю, некоторым сёстрам нравится трахаться с одним из своих мальчиков, наблюдая такие вот «страдания» другого. Однако своему я такой судьбы не хочу. Он такой же республиканец, как и я, он тоже вершит нашу общую Экспансию. Большинство сестёр считает так же. Но когда пытаешь врага Республики, невольно ощущаешь сексуальное возбуждение. Ты, кстати, тоже не исключение, — хмыкнула кошка, поглядывая на меня с известной долей иронии. Чтобы видеть мои глаза, она даже на локотке привстала. И взгляд её сейчас был таким… мудрым. Никогда бы не подумал, что безбашенная Миска может вот так, глубоко и по делу, да ещё и чётко понимая, зачем я этот разговор вообще начал.
— Ты, котик, не волнуйся, — поддержала её Лай. — Если кто и окажется на столе по ту сторону стекла — это будет валькирия. Ты же… будешь с этой стороны.