Валькирия

Мы завели смолёные ужища, кмети сели по двое на весло и стащили с мели добытый корабль. Подняли парус, и он послушно побежал за нами домой. Может, вождь продаст его ещё каким-нибудь торговым гостям, а может, свои купцы заведутся, хоть сыновья Третьяка, такие и за морем не оплошают, сыщут, что показать…

Небо в тот день было особенно тёмным и низким, ветер кусался. Потом пошёл снег. Крупные тяжёлые хлопья падали в серые волны, гусиным пухом выстилали дальние берега.

– Скоро ваш Самхейн, – припомнил Плотица, вытряхивая снег из бороды.

– Скоро, – сказал вождь.

Галатский Самхейн наступал в первый день нашего месяца грудня. Галаты делили год пополам, на зиму и лето, и в Самхейн распахивались ворота зимы, выпуская холод и смерть на долгих полгода, до праздника весенних огней. Скверный день, этот Самхейн, а того хуже ночь перед ним. Велета рассказывала на ухо – громко рассказывать боялась, – что в этой ночи падали все препоны между мирами и время рвалось, как полотно, открывая лик вечности, и зловещие древние силы выламывались из узды, наложенной когда-то Богами… Почти как у нас в Корочун, только наш праздник был светел, он солнышко к весне поворачивал, а Самхейн ничего доброго не сулил. Да. Про чужую веру наслушаешься всякого страха, сам из дому не пойдёшь. Лучше уж держаться опричь!

5

Вместе с датским, драконоголовым, у нас стало теперь три боевых корабля, и они сменяли друг друга в дозоре, так что из трёх воинов двое сидели у очага, пока третий плавал. В промежутках походов мы чинили щиты. Объясняли отрокам ратную науку и Правду воинскую – не бить в спину, не нападать ночью или на спящего, не обманывать после того, как уже поднят щит боевой шишкой к себе… Только вождь ходил во все походы подряд. Пересаживался с корабля на корабль и заглядывал домой на полдня, проведать сестру. Привязчивый Гелерт кидался с визгом навстречу, вставал на задние лапы…

Походники сказывали – однажды близ устья Мутной им встретился на лодье сам князь. Я жадно спрашивала, жалея, что не досталось взглянуть. Баяли, князь был сед, но глаза имел соколиные, не плоше Блудовых, а сам глядел крепким и быстрым, и к исходу зимы ожидал рождения сына. В другой раз, опять без меня, мелькнули за мокрым каменным островом полосатые паруса и зубастая раскрашенная голова, и храбрые свеи из города Бирки принялись вооружаться для боя, но вождь велел поднять мирный знак и пропустил, лишь спросил, что слышно хорошего… от похода к походу море становилось пустыннее, выпадавший снег уже не таял по берегам, и на всякий случай под палубой прятали лыжи. К тому времени, когда опять настал наш черёд, уже дважды дозорные возвращались, не встретив ни корабля, и до Самхейна оставалось всего несколько дней. Или ночей, как считали время галаты. Это будет последний поход.

Рыжий Твердята принёс на корабль мой щит и копьё, тёплое одеяло, кошель с кольчугой и шлемом. Я знала заранее, что в кошеле припрятан гостинчик: медовые пряники, горсть калёных орехов. Я выговаривала Твердяте, но отрок только моргал. Он был выше меня на полголовы. Он очень ревниво взялся служить мне с того дня, после которого мы долго ходили хромыми. Будет мне беспокойство весной, когда Соколиное Знамя вновь начнёт осенять молодых.

– Удачи тебе, – сказал он и покраснел, и мне стало тоскливо. Нас провожало много народу, все воины, только вчера втащившие на берег корабль, и отроки, которых вождь в боевые походы не брал никогда. Стоял меж ними Некрас. Я видела, он подходил к воеводе и без устали повторял: возьми, пригожусь.

Он, наверное, в самом деле пригодился бы. Но варяг так и не кивнул головой.

Мы поставили мачту и приготовили парус, и воевода вышел из ворот городка и стал спускаться к воде, натягивая на уши шапку, – морской ветер выжимал слёзы из глаз. Перебитые ноги вождя наверняка ныли в такую погоду, хоть он ни за что, понятно, не скажет…

И едва только я об этом подумала, как он поскользнулся на обледенелой тропе и с размаху сел наземь, подвернув левую ногу.

Плотица, уже державший правило рукой в меховой рукавице, так и застонал: нет хуже приметы!.. Никто вспомнить не мог, чтобы вождь спотыкался, да ещё перед походом. Хорошие вожди не спотыкаются. И в особенности на левую ногу. Грендель вскочил со скамьи, как вепрь с лёжки, Некрас и Твердята кинулись разом, но варяг поднялся сам. Не спеша отряхнулся и обвёл нас глазами, и мне помстилась усмешка в светлых глазах.

– Смотри под ноги, пока совсем задницу не отшиб, болячка тебе! Не на травке небось! – окликнул Плотица, а Грендель вновь сел и уставился на свой щит так, как будто хотел его укусить. Губы его шевелились безмолвно, я почти увидела тень подле него на скамье… Воины с облегчением засмеялись.

– Не на травке, – согласился варяг.

Мой наставник, к которому я подошла попрощаться, безошибочно поймал его за руку и тихо сказал:

– Вернись прежде Самхейна, Бренн.

– Вернусь, – пообещал воевода.