Валькирия рейха

– Это больная тема, – Лина вздохнула с горечью, – я давно уже думаю об этом. Но, во-первых, жалко было оставлять замок. Впрочем, теперь, – она безнадежно махнула рукой, – его восстановление потребует стольких средств, что у меня таких нет и в помине. Я ведь получаю от СС мизерную пенсию за погибшего мужа. Так что легче все это бросить. А во-вторых, – она удрученно покачала головой, – и, пожалуй, это главное, Гиммлер не хочет, чтобы я возвращалась в Германию и всячески отговаривает меня. Не знаю, чем я ему мешаю, но он заинтересован, чтобы я оставалась здесь. А без его поддержки мне не осилить переезд. Где я там буду жить?

– Рейхсфюрер не хочет, чтобы вы возвращались, потому что для него ваше присутствие здесь – уловка, трюк, – заметила Хелене, – пока вы здесь, он всегда может уверить фюрера, что Чехословакия полностью лояльна, а все сведения о происках партизан – дезинформация, интриги завистников и только. Ему неважно, что вас в любой момент могут здесь убить. Знаете что? – Хелене многозначительно взглянула на Лину, – собирайтесь. Собирайтесь прямо сейчас. Подготовьте детей и все самое необходимое. Я сама отвезу вас в Берлин и поговорю с Гиммлером, а если потребуется, и с самим фюрером.

– В Берлин?! – Лина ахнула, но тут же обреченно покачала головой, – нет, Франк не даст нам самолет.

– Даст, – уверенно пообещала Хелене, – иначе уже сегодня вечером на приеме у фюрера рейхсмаршал доложит, как на самом деле обстоят у Франка дела с партизанским движением. Он не преминет нанести ущерб авторитету Гиммлера. А виноват будет Франк. Тогда ему не поздоровится. Он сам прекрасно это понимает и не будет ссориться со мной. Вот увидите. Собирайте детей, Лина. Мне надо лететь в Берлин. На совещание я уже не успеваю, но на прием еще попаду.

– А как же мебель, вещи? – Лина растерялась.

– Мебель заберете потом. Франк все запакует и вышлет вам по новому адресу. Куда теперь вы денете эту мебель? Поставите Гиммлеру в кабинет? Боюсь, что в этом даже я не смогу вам помочь. В крайнем случае, возьмите с собой самое ценное: золото, фарфор, деньги, чеки, акции, картины. Все, что есть. Не знаю, суждено ли вам вернуться сюда. Не исключено, что скоро здесь окажутся большевики.

– Большевики?! – Лина побледнела от испуга. И Гим-млер хотел оставить ее здесь, дожидаться прихода большевиков?! Чтобы они вздернули на виселице ее и детей?! О, господи…

– Наши дела на фронте оставляют желать лучшего, – продолжала Райч с удивительным для Лины хладнокровием, – что бы ни твердил Геббельс о выравнивании линии фронта, поверьте, это так. Затруднительно рассчитывать, что в ближайшее время положение исправится. Лучше бы вам с детьми вообще уехать куда-нибудь в Швейцарию, – предложила она, – пока еще ситуация не так трагична. Но сначала надо попасть в Берлин. Вам надо было сразу обратиться ко мне, – с легким укором попеняла Хелене, и словно предупреждая ее возражения, сказала: – какими бы ни были наши с вами отношения, дети не должны страдать от всего этого. Сегодня ночью вы едва не потеряли их. Это может повториться. Обстановка сейчас такова, что в протекторатах немцы уже не могут чувствовать себя в безопасности, как прежде. Гиммлер забыл про свои обещания. Это не удивительно, с ним нередко такое случалось и прежде. Но у меня еще есть некоторое влияние в высших кругах, и я могу ему напомнить. Обещаю вам, что сделаю это. И вы, и я любили Рейнхардта, – без обиняков она коснулась болезненной для обеих темы, – но теперь его нет с нами. Будь он жив, возможно, наши судьбы, да и судьба Германии складывались бы по-другому. Но сейчас уже ничего не исправишь. Остались дети. Его и ваши. Ваш долг – сохранить им жизнь в том хаосе разрушения, который нас ожидает. А мой долг – помочь вам, коли уж так сложилось, что у меня для этого больше возможностей. Поэтому не теряйте время, Лина. Собирайтесь. Пока я здесь, в Праге, в Берлине. Завтра я уже вернусь на фронт, и все будет сложнее. Позовите Франка, – попросила она, – мне надо обсудить с ним кое-какие детали.

Лина была потрясена. На глазах у нее выступили слезы признательности. Она сжимала в волнении пальцы и не могла найти слов, чтобы выразить свою благодарность. Слова застряли в горле. Она бросилась к двери, нашла Франка и проводила его к Райч. Хелене уже встала. Затянутая в летный мундир, она сразу как будто переменилась в мгновение ока. Теперь в ней вполне можно было узнать женщину с плаката, героиню рейха, любимицу Геринга. Франка она встретила сурово. С неприятным изумлением Лина наблюдала, как подобострастно лебезит самонадеянный гауляйтор перед влиятельной фавориткой рейхсмаршала. Казалось, еще немного – и он начнет шаркать ножкой на манер лакея, превознося самоотверженность Райч, ее смелость – все то, про что читал у доктора Геббельса и весьма кстати вспомнил. Хелене холодно оборвала дифирамбы.