Валькирия революции

«Дорогой товарищ Сталин! Решением Политбюро и Правительства я как бы являюсь врагом нашей родины и партии. Я живой, изолированный в политическом отношении, труп. Но почему, за что? Разве я знал, что эти американцы, прибывшие в Среднюю Азию с […] официальными представителями НКИД и ОГПУ, являются специальными разведчиками? В пути до Самарканда я не был ни одной минуты наедине с американцами. Ведь я американским языком не владею […]

Неужели через 20 лет честной, преданной Родине и партии работы белогвардеец Керенский своим провокаторством мог отомстить мне? Это же ведь просто чудовищно. […]

Товарищ Сталин, я умоляю Вас дорасследовать целый ряд фактов дополнительно и снять с меня позорное пятно, которого я не заслуживаю…»

Сталин письмо получил и отправил его Ворошилову, а тот просто-напросто сдал в архив. Через несколько дней Дыбенко арестовали как «участника военно-фашистского заговора», завербованного царской охранкой еще в 1915 году! Поскольку однажды Дыбенко ездил на стажировку в Германию, его, естественно, обозвали германским шпионом. И еще американским — раз виделся с американцами. Арестованная вслед за ним жена Зинаида обвинялась в том, что не донесла на мужа. Могла ли она знать, познакомившись с Дыбенко в середине тридцатых годов, что он делал в пятнадцатом и даже двадцатом?

Дыбенко все «признал», включая связь с «заговорщиками» во главе с маршалом Буденным. Ни один из них арестован не был, просто Лубянка готовила впрок дела на всех без исключения: авось пригодятся… В ночь с 28 на 29 июля 1938 года Дыбенко был казнен. В ту же ночь были казнены командующий военно-морскими силами Советского Союза Владимир Орлов, командармы Иоаким Вацетис, Михаил Великанов, Иван Белов, Иван Дубовой, Яков Алкснис, член политбюро Ян Рудзутак, члены ЦК Валерий Межлаук, Иосиф Уншлихт. Вместе боролись за советскую власть, вместе от нее и погибли.

Та же судьба постигла большевиков — членов президиума Петроградского Совета, готовивших вместе с Коллонтай в 1917-м революционный переворот. Их было всего тринадцать — и вот итог: расстреляны девять, один убит агентами Сталина, один загадочно умер («залечен» или отравлен), один покончил с собой. Выжила только она одна…

В скорбных откликах на гибель спутников ее жизни имени Дыбенко нет, но обрывочные записи Коллонтай и ее редкие письма того периода не оставляют сомнения в том, кому они адресованы. «Я очень одинока. Очень, — писала она из Сальтшебадена новому своему секретарю, шведке Эми Лоренссон, к которой почувствовала доверие. — У меня такое ощущение, что вокруг меня возникают все новые и новые пустоты».

Все, что она могла себе позволить, — краткосрочное бегство в Норвегию, неизменно возвращавшую ей душевный покой. «Я […] всегда бежала от страданий […] — честно призналась она здесь своему дневнику, — я любила жизнь, я хотела счастья, я не хотела страдать». Но есть ли в мире хоть кто-нибудь, кто хотел бы страдать? Все дело, видимо, в том, какая цена пригодна для того, чтобы избавить себя от страданий.

С мыслью о том, что когда-нибудь подойдет и ее очередь, она встречала и провожала каждый прожитый день. Теперь мы знаем, что для этого были все основания. Громкое дело «изменников-дипломатов» уже было полностью подготовлено, и на Лубянке ждали сигнала из Кремля, чтобы оповестить о нем весь мир. Скамью подсудимых должны были разделить нарком иностранных дел Максим Литвинов, посол в Англии Иван Майский, посол во Франции Яков Суриц, посол в Швеции Александра Коллонтай, посол в Италии Борис Штейн и еще многие другие — дипломаты и недипломаты, — в том числе и Вера Инбер, совсем не случайно, как видно, включенная во «вредительскую группу» наркомата иностранных дел, а вовсе не Союза писателей.