Валькирия (СИ)

— Помощь… — наконец повторил один из людей, суровый мужчина, которому Санъяра на вид дала бы все шестьдесят. Впрочем, она знала, что люди стареют быстрее, а значит, ему, наверное, не больше сорока. — Наше дело к вам отношения не имеет. Да и мы его уже закончили.

И тут-то Санъяра различила среди людей одного единственного, не слишком похожего на остальных.

Этот был рыжеволос и заметно стройней, а к тому же руки его почему-то были связаны.

Санъяра никогда не видела связанных. Правда, их учили связывать врагов. И ещё — предполагалось, что вражда между бескрылыми не имеет к ним, крылатым, никакого отношения. «Бескрылые всегда враждуют», — так их учили. «Они не знают Песни Смерти, но знают Песнь Вражды. И не в наших силах разобраться, кто из них прав, а кто виноват. Скорее всего правых и виноватых вовсе нет».

Санъяра всё это помнила и понимала, но пленник выглядел таким беззащитным и слабым по сравнению с грубыми и плечистыми охотниками, что она не удержалась и спросила:

— А это кто?

Наран предупреждающе зашипел, но было в любом случае слишком поздно. Даже сама Санъяра не ожидала, что своим вопросом вызовет столь бурную реакцию. Первая стрела сорвалась с тетивы так быстро, что Санъяра едва успела толкнуть в сторону стоявшего впереди Вельде.

— В кусты! — коротко выдохнула она, резким движением срывая с пояса саркар.

Наран с самого начала вообще не хотел встречаться с южанами. Он по жизни был человеком спокойным и никогда не искал конфликта. К сожалению, конфликты частенько находили его сами. Ситуация, сложившаяся внутри храма Золотой Осы, была главным из них. Противостояние давно перестало быть научным, Наран верил, что результаты его экспедиции могут повлиять не только на абстрактные взгляды намэ, но и на их политическое решение — решение, от которого зависела судьба всей касты Катар-талах.

Наран умел находить нужные аргументы в любом споре и был достаточно обаятелен, чтобы у многих вызывать симпатию, но на деле это вовсе не всегда значило, что ему удавалось убедить оппонентов в своей правоте. Это одинаково касалось и мнения намэ, который всё время их знакомства с пренебрежением отзывался об идее поиска потерянных летописей, и того, что ему предстояло собрать отряд, способный проникнуть в заброшенный зиккурат и открыть схрон.

Санъяру он действительно выбрал потому что знал — она одна из немногих, кто интересуется Первым Зиккуратом также, как и он. Это же стало причиной его знакомства с Вейде.

Но уже к концу первой встречи с девушкой он почувствовал, что всё будет не так просто. Санъяра смотрела на него… Смотрела как-то так, как на Нарана не смотрел ещё никто. Этот взгляд смущал, выбивал из колеи. Наран боялся его. И потому на их первую встречу позвал ещё и Вейде.

С Вейде они к тому моменту виделись всего трижды, хотя на деле давно уже считали себя друзьями. Они почти каждый вечер связывались по лучу и по многу обсуждали интересовавшие только их двоих вопросы. Вейде повезло меньше — если наставник Нарана хотя бы одобрил его проект по восстановлению боевого танца, то Вейде приходилось в храме выполнять совсем другую, более скучную для него работу. Тем с большим энтузиазмом он помогал Нарану с его задумкой, и тем с большей радостью откликнулся на идею путешествия на юг.

Но Вейде, очевидно, не до конца понимал, что путешествие связано не только с возможностью посмотреть новые места, но и с реальными опасностями. Это стало ясно в первые же несколько часов, и Наран растерялся.

Для себя он уже всё решил. Наран совсем не боялся, хотя весь проект был рассчитан довольно плохо — и он сам это понимал. Но одно дело было пускаться в авантюру самому, другое — вовлекать в неё друга и девушку, которая вообще не имела к происходящему никакого отношения.

В тот момент, когда у костра Вейде и Игре готовы были вернуться в храм, Наран по-настоящему испугался. Почувствовал, что ещё немного, и ему самому придётся повернуть назад, потому что как бы он не хотел — ему не справиться без них.

Он был благодарен Санъяре и тогда, у костра, когда второй раз посмотрел на неё по-новому. Первый был в лесу у водопада, когда они разговаривали о Храме, и Санъяра рассказала о тех вопросах, которые её терзают. Это были не совсем те вопросы, которыми терзался сам Наран, и всё-таки он хорошо их понимал.

Помыслы большинства талах-ар были обращены к сегодняшнему или завтрашнему дню. Мало кто искал ответы в прошлом, оставляя эту область знаний искусству талах-ир. Это была ещё одна черта, которая отличала Нарана от других.

Когда у костра Санъяра поддержала его, по сердцу Нарана разлилось тепло, и он в кои-то веки улыбнулся не из вежливости, а невольно, сам не замечая своей улыбки.

Теперь наступило время выяснить, насколько кто из них готов ответить за свои слова.

Людей Наран не только видел впервые — он никогда ими и не интересовался.

Но в то же время, едва завидев незнакомцев через ветки кустарника, понял: ничего хорошего эта встреча не сулит.

Если бы не Вейде, он предпочёл бы, наверное, обойти их стороной.