Валькирия в черном

Анна открыла сейф. На полках лежали пистолеты, автоматы – «АК» и «узи», снаряженные обоймы, коробки с патронами. Полковник Гущин зря бы старался, проверяя легальность всего этого арсенала. Никаких документов никогда не водилось. А приобреталось все это в последние три года после убийства Бориса Архипова. Анна приказала: надо иметь, и Павел Киселев, готовый достать луну с неба для вдовы своего покойного босса, старался как мог.

Анна достала из сейфа пистолет «глок», взвесила его на руке. Потом потянулась к «АК». И в это время у ворот затормозил полицейский черный джип, из него вышли те, кто вечно совал свой нос не в свои дела, те, кто все равно уже ничем не мог помочь.

Анна проверила, заряжен ли пистолет, стоит ли он на предохранителе, нашла обоймы для автомата, потом закрыла сейф снова на ключ и покинула кабинет.

Через пять минут она спустилась в холл-гостиную, где ждали ее незваные гости.

Катя после, когда они уже покидали особняк, думала об этой женщине. Для матери, потерявшей дочь, Анна Архипова выглядела на удивление стойкой – никаких слез, никаких истерик. Очень мало слов, она цедила их сквозь зубы.

– Добрый вечер, примите наши искренние соболезнования.

– Благодарю.

– Вот мы снова встретились. Тут у вас в доме ничего не изменилось, все так же… красивый дом.

Полковник Гущин, казалось, не знал, как построить этот разговор с вдовой, потерявшей мужа и дочь, с которой он уже встречался при таких же вот трагических обстоятельствах.

Анна Архипова, прямая как палка, стояла посреди гостиной. И не предлагала им сесть.

Катя вообще решила молчать.

– Что вам нужно здесь?

– Закон требует, чтобы я допросил вас, как представителя потерпевших. Допросил вас и вашу свекровь. Как ее самочувствие?

– Лучше. Она пожелала покинуть больницу.

– Дома и стены помогают. Хочу, чтобы вы тоже помогли нам, ответили на некоторые мои вопросы. Хотя я понимаю, что вам сейчас не до вопросов в вашем великом горе.

– Бесполезно.

– Что, простите?

– Все бесполезно. Тогда, три года назад, сколько нас вызывали. И вы приезжали, полковник, я вас помню, и мы к вам с Адель Захаровной ездили на Никитский в управление. Столько версий, столько подозрений… мы так надеялись, что вы арестуете убийцу. А все кончилось ничем.

– Как видите – ничего не кончилось.

– Да, теперь убили мою дочь. Хотели убить всех моих дочерей и мою свекровь.

– В прошлый раз конкретная фамилия всплывала в ваших… в наших с вами общих подозрениях о том, кто мог заказать убийство вашего мужа. Его бывший компаньон Александр Пархоменко.

– Он мертв. Его застрелили на Кипре.

– Его семья живет здесь. В прошлый раз я беседовал не только с ним, еще живым и здоровым тогда, но и с его родными – матерью, братом.

– Мне плевать на ваши беседы с нашими врагами.

– Кого вы подозреваете сейчас в том, что произошло?

Анна Архипова молчала.

– Свидетели, нами допрошенные, показывают, что на банкете во время приветственной речи вы намекали, что убийство вашего мужа имеет политическую подоплеку. Я удивился. В ходе того нашего расследования об этом даже не упоминалось. Вы мне сами называли фамилию подозреваемого – Пархоменко, компаньон вашего мужа. Что заставило вас изменить свое мнение? Почему вы обвинили в этот раз в смерти вашего мужа власти?

– Я не помню, что говорила на юбилее. Сейчас это уже неважно. Я только знаю, если у нас свободная страна, то каждый имеет право на защиту, а если защиты нет, то на самооборону. Все остальное может идти на…!

Анна произнесла это отчетливо и громко. Мат в устах этой красивой женщины, не сломленной горем, звучал как горн… звонкий горн… боевая труба.

– И вы идите туда же. Не можете ничего – ни защищать, ни ловить убийц, ни судить по справедливости, ни карать. Никогда ничего не могли. Ни сейчас, ни раньше. Даже детей не можете спасти наших, даже стариков. Беззащитных, слабых – никого никогда. Больше я не желаю иметь с вами никаких дел. Не стану отвечать на ваши идиотские вопросы. Убирайтесь вон из моего дома!

– Этот дом не ваш, – жестко отрезал полковник Гущин. – Дом принадлежит вашей свекрови. Где ее спальня? Наверху? Мне надо ее допросить.

И он, повернувшись спиной к ней, потерявшей мужа и дочь, и, увлекая Катю за собой, на удивление хорошо ориентируясь в этом огромном доме со множеством комнат, спален и ванных, отправился на поиски Адель Архиповой.

Дорогу указала домработница – пожилая, седая, испуганная, выскочившая на шум из кухни, сиявшей хромом и сталью.

«Словно заводской цех», – подумала Катя. То, что их «послали», ее не удивило и не обидело. И она готовилась к еще более жесткому приему со стороны «старухи».

Но Адель Захаровна – в постели, в ночной рубашке из мягчайшей итальянской фланели – встретила их с полным самообладанием.

И опять же, потом… после Катя не раз и не два вспоминала ее взгляд – там, в спальне, при задернутых шторах, при горящей лампе на столике у кровати, где стояло много, много, много фотографий.