Валькирия в черном

– Тут не мешало бы еще добавить вторую тему: «серийные убийства», – заметила Белла Григорьевна. – Но в то время это понятие еще отсутствовало в практике.

Возникли кадры. Катя смотрела на экран. Черный прямоугольник в земле, сотрудники милиции – в старой еще «синей» форме, которая на черно-белой кинохронике выглядит черной, с лопатами. Какие-то деревья на заднем плане, обелиск. Вот камера показывает крупным планом гроб, извлеченный из земли.

– Фильм начинается демонстрацией серии эксгумаций трупов жертв, – сказала Белла Григорьевна. – Причем происходило это уже после задержания Любови Зыковой. И в разных городах Советского Союза, потому что она до 1955 года постоянно переезжала, кочевала по стране. Вот видите перечень городов, где возбуждались дела по фактам подозрительных смертей.

Ялта…

Сочи…

Новороссийск…

Харьков…

Воронеж…

Горький…

Катя читала перечень, возникший на экране. Шли какие-то цифры, литеры, видимо, номера уголовных дел, впоследствии объединенных в одно производство.

Затем возник великолепный вид: с высоты на море, кущи деревьев, крыши домов. И снова черный квадрат ямы в земле и сотрудники милиции.

– Эксгумация трупа жертвы на кладбище в Ялте, – Белла Григорьевна прочла надпись титров. – Тут еще последуют подобные кадры, наберитесь терпения.

В темной просмотровой…

Черно-белая хроника давнего преступления.

– А кого она убивала и за что? – спросил представитель «Петровки, 38».

– Смотрите фильм, поговорим потом, мне трудно смотреть, читать, вспоминать, что я уже тут видела, и отвечать на ваши любопытные вопросы.

– Значит, вы все же смотрели эту пленку? – спросила Катя.

– Смотрела. Давно. Это наша обязанность, как хранителей архива.

Далее шли кадры прозекторской судмедэксперта и криминалистической лаборатории – очень натуралистичные. Со всеми деталями, с тем, что лежало на столах для вскрытий. Лиц экспертов не показывали – только руки в резиновых перчатках, затылки. Затылки над микроскопами, руки, что-то капающие из пробирок на стекла.

«Во всех случаях токсикологических экспертиз эксгумированных останков обнаружены следы ядов – в 6 случаях стрихнина и в 3 случаях в Горьком – таллия». Надпись возникла на фоне темного кадра. Как эпилог первой главы.

– Значит, всего девять случаев отравлений? Девять жертв? – спросил неугомонный представитель «Петровки, 38».

– Девять взрослых жертв в разных городах, где она жила и работала в период с 1948 по 1955 год. Потом произошел тот самый случай, после которого ее и арестовали. Но это дальше, по ходу фильма. А сейчас вы увидите место ее работы.

И возникли кадры… цирка. И даже звук бравурного марша, обрывки его просочились сквозь помехи и ударили по нервам.

Арена со скачущими лошадьми, белые султаны, алые – на пленке черные попоны. Воздушные акробаты под куполом, перелетающие с трапеции на трапецию.

– Это объясняет то, что она так много ездили по Союзу. С разными цирками, где работала: сначала акробаткой, но недолго, потом в подтанцовке в кордебалете при номере мотоциклистов, это самый модный номер был тогда – «мотоцикл под куполом цирка». И позже, в последние годы, – кассиршей. Потом она бросила цирк. Может, испугалась – слишком много смертей уже на ней тогда висело. Слишком много жертв, которых она отправила на тот свет с помощью яда. Хотя вряд ли, она ничего никогда не боялась. Никогда ничего и никого – ни на войне, ни потом… Возраст, наверное, стал брать свое. Она с 1918 года, после тридцати пяти в кордебалете делать нечего даже такой двужильной лошади, какой она всегда слыла.

– А она что… воевала? – спросил удивленно Тим Марголин.

– Смотрите хронику. – Белла Григорьевна явно давала понять, что комментарии ее поступят лишь тогда, когда она сама того захочет, не сможет смолчать.

Последующие четверть часа монотонно шли кадры кабинетов и допросов. Лиц следователей камера не показывала, а вот свидетелей давала крупным планом – мужчины: одетые так, как ходили в пятидесятых – в дешевых костюмах, некоторые в толстовках, другие в расшитых украинских летних рубашках; женщины: и очень симпатичные молодые модницы – завитые, в ярких летних платьях, и фабричного вида – работницы в платках и телогрейках. Они отвечали на вопросы, и на всех лицах застыло одинаково напряженное выражение – недоумения, страха.

«По делу допрошено более 150 свидетелей» – возникли пояснительные титры.

– Ясно, что все это лишь косвенные свидетельства. Из прямых доказательств – лишь наличие следов яда в останках жертв. И затем показания по последнему эпизоду, случившемуся в Подмосковье, – сказала Белла Григорьевна.

– Где именно у нас в Подмосковье? – спросила Катя.

– Промышленный город Электрогорск, – Белла Григорьевна прочла название по титрам.

– Где?!

– Электрогорск, вот написано же, – Тим Марголин кивнул на экран. – Мы туда выезжали, и не раз. Там еще трамвай у них по городу бегает.

Катя увидела на экране изображение заводских корпусов и высокую трубу, из которой валил черный дым. Индустриальный пейзаж, который обожали киношники пятидесятых и воспевали в лирических мелодрамах из «рабочей жизни».