Валькирия в черном

– Друзья, рада вас всех видеть сегодня у нас в гостях, – Анна держала в руках бокал с шампанским, в своем дорогом бирюзовом платье от Роберто Кавалли с античной драпировкой она смотрелась как Кассандра, собиравшаяся прорицать. – Лучшие люди те, кто как никто другой понимает, что перемены назрели. И время требует новых идей и новых лидеров. Мои родители были учителями, но мой покойный муж родился в потомственной рабочей семье. И когда я переехала в Электрогорск, я поняла, что это прекрасный рабочий город. Но тогда он переживал трудные годы. И вот настало время все изменить. Нам… нам, всем вместе. Вернуть некогда гремевшему на всю страну рабочему городу его былую славу. И мы не одиноки в нашем стремлении. Сотни таких городов по стране только и ждут перемен. Последние выборы это наглядно показали. В принципе нам нужна партия, партия тех, кто работает, кто созидает, а не только болтает, не только просиживает штаны в офисах, в начальственных кабинетах и играет на бирже. И если бы они еще умели играть… если бы не проигрывали… Эти неудачники! Я не знаю как вам, но мне они надоели. За все эти годы они не сумели ничего сделать. Они ничего не достигли. Их некомпетентность, их алчность, их коррупция, их воровство уже достали. Так говорил мой муж. И его убили, – Анна Архипова выдержала красноречивую паузу. – Я его жена. Я лишь слабая женщина. И мне говорят – зачем вам это? Вы не Индира Ганди… Я не горланю на митингах. И не пустословлю в блогах. У меня нет никаких политических амбиций, кроме одной. Я хочу, чтобы наш рабочий город процветал. Чтобы сотни, тысячи других рабочих городов процветали. Чтобы у людей была работа, была вера в завтрашний день, чтобы люди имели хорошую медицину и современное образование. Моя единственная амбиция – это достойная жизнь каждому из тех, кто трудится и зарабатывает сам свой хлеб. И да сгинут воры и паразиты!

И Анна Архипова гусарским жестом выпила бокал французского шампанского под одобрительный гул голосов.

А потом гости принялись за закуску, наполняя тарелки, нацеливаясь на самое аппетитное. И снова захлопали пробки от шампанского. Официанты и официантки сбились с ног.

Офелия слышала речь матери. Под полосатый тент она не пошла, стояла в сторонке, но Анна Архипова провозглашала свой тост громко, и дочь ее слышала.

Что ж, мать права. Это ее новое увлечение общественной работой… Мать – натура пылкая и увлекающаяся. Взять хотя бы имена, которые она сама, не спрашивая отца, дала им, сестрам. Наверное, если бы родилась еще одна девочка в семье, быть бы ей Дездемоной, как пить дать. А родился бы парень, стал бы Гамлетом или Клавдием.

Нет, Клавдий был в пьесе убийцей, отравителем.

И Лаэрт, милый юноша Лаэрт, тоже использовал отравленный клинок.

Офелия вздохнула. Она ощущала на себе мужские взгляды. Нечасто это случалось. Хромая девочка – так звали ее в школе. Теперь вот хромая девушка, а потом хромая женщина, а в конце хромая карга – когда стукнет столько же лет, сколько и дражайшей бабуле.

Как этого избежать?

Но сегодня гости мужского пола пялились на ее кожаный корсет. Она еле затянулась в него перед зеркалом. Маловат, собака! Зато прикольный.

Пусть они все видят, что ей плевать. Костюм, одежда – это ведь способ самовыражения. Вот мать выбрала для праздника дорогущее платье от Кавалли. И что она достигла этим? А вот та бабенка-бизнесменша из Питера, вырядившаяся как девица из «Секса в большом городе», что достигла она?

На нее смотрят? Поражаются цене ее платья? Прикидывают в уме, сколько бабла она зашибает у себя в банке? Но и ведь на меня – тут Офелия снова вздохнула – тоже смотрят. На этот нелепый кожаный корсет, на пояс, на открытые полные плечи в веснушках, на мою хромоту.

Сколько же тут народа собралось, гостей. И все чужие. А кошка Китайка умерла…

– Что застыла в гордом одиночестве? Ну и видок у тебя – отпад. – Виола – румяная, довольная, живая как ртуть, – подскочила, буквально таща за собой этого верзилу Павла-охранника. – Тут теперь до самого вечера будут пить и трепаться. Пошли Герку отыщем и начнем все пробовать, все самое вкусное сплошняком. Я зверски есть хочу. А ты?

– И я, – Офелия кивнула сестре.

Гертруду они увидели не среди поклонников, а с бабушкой. Адель Захаровна вернулась к главному столу под липу, тут собралось особенно много гостей. Здесь сидели, а не стояли, и пили не только шампанское, а и хороший коньяк.

– Тьма незнакомых, – сказала Офелия Виоле. – Никого не знаю. У меня прямо в глазах мельтешит. Это все друзья и коллеги папы, что ли? Или мать столько своих увлечений наприглашала. Странно, правда, мы так тихо жили все эти годы – и вдруг такая вечеринка.

– Бабушка так захотела, а мамуля лишь исполнитель, – Виола под пристальным взглядом Адель Захаровны отпустила рукав Павла. – А вот и мы, не ждали?

– Сядьте и поешьте спокойно, – Адель Захаровна указала на свободные места.

– Я решила забить сегодня на все диеты, один раз ведь живем, – Гертруда подмигнула сестрам. – Хочу сладкого.

– И я, я, как ты, – Офелия нежно улыбнулась сестре.