Валькирия в черном

– Нажмите кнопку, багажник откройте, я там пока посмотрю. – Катя решила не отлипать, а приклеиться со своими неуместными вопросами намертво. Гущину еще предстояло узнать самую «первую» историю. Быть может, он и кинохронику успеет посмотреть, если та уже не превратилась в пепел.

– Это не в багажнике… не может быть это в багажнике, если все же это тут… то оно… оно должно быть…

– Что вы ищете в его машине?

– А вот что, – просипел Гущин.

Он распрямился и показал Кате шариковую ручку. Именно так она решила сначала – полковник Гущин нашел на полу под сиденьем водителя шариковую ручку.

Но вот он осторожно снял колпачок, и она увидела иглу шприца.

– Ой!

– Вот тебе и ой. Это ручка-шприц, вот тут написано «маде ин Холланд», голландская поделка для диабетиков. А вот и осадок есть, – Гущин близко поднес трофей к глазам. – В такие шприцы набирается инсулин и возится с собой, как в контейнере, а когда надо, делают укол, тут вот и кнопка, дозировку можно установить какую хочешь.

– Это тот самый шприц, что вы искали? – Катя разглядывала «ручку». – Но ведь машину обыскивали.

– Значит, так обыскивали. Вот тут на полу, под сиденьем, эта фиговина лежала, чуть усердия надо было лишь приложить. Они обыскивали! Так обыскивали, нагнуться лень, задницу свою чугунную со стула оторвать лишний раз, – полковник Гущин одновременно кипел, негодовал и ликовал. – Вот я приехал, решил сам проверить, и пожалуйста. Вот он, его шприц, лопахинский. Немедленно это на анализ – что там они найдут.

– Но если тут яд, то, значит, он сам с собой покончил? – спросила Катя. – Неужели сам? Выходит, это все-таки самоубийство?

Гущин на это ничего не ответил. Осторожно держа ручку-шприц, он направился в отдел – по коридору мимо дежурной части, прямо в экспертно-криминалистическую лабораторию.

– Кое-что новое тут у меня для токсикологической экспертизы, – зычно объявил он прямо с порога. – Эй, народ, есть кто живой?

– И у нас для вас новости, Федор Матвеевич, – эксперт-криминалист из тех, кто остался в Электрогорске дежурить, а не подался в Москву в экспертное управление «с образцами и анализами», оторвался от телефона. – Неожиданные новости.

Глава 31 ПЕРВЫЕ ВЫВОДЫ ЭКСПЕРТОВ

– В здешней больнице врачи настаивают на диагнозе, но мы все же решили дождаться результатов наших исследований, – эксперт отложил телефон. – Вот только что мне позвонили. У потерпевшей Архиповой Адель Захаровны признаков токсикологического отравления экспертизой не выявлено. Диагноз «подозрение на инфаркт миокарда», с которым она поступила в больницу, тоже не подтверждается. Видимо, с ней случился приступ стенокардии.

– То есть ее никто не травил? – спросил Гущин.

– Выходит, что так.

– А девушки?

– У обеих признаки острой токсикологии налицо. Однако, что это за яд, мы скажем тогда, когда проведем дополнительные исследования.

– Яд тот же, что и у их старшей сестры Гертруды? – спросила Катя.

– Возникли некоторые сомнения, и нам потребуется время на проведение исследований.

Гущин передал ручку-шприц эксперту, наблюдал, как тот аккуратно упаковывает вещдок.

– Ну вот, что-то прибавилось, что-то убавилось, одно нашлось, второе отпало. Старушка, выходит, не жертва отравления. Интересный расклад… А что по поводу образцов, взятых с места происшествия? Наличие яда в напитках, пище?

– Пока все образцы в работе. Сначала мы должны точно установить яд, который получили девушки.

– Напомни мне, будь добра, – Гущин обернулся к притихшей Кате, – дать задание насчет этой бабы, бывшей жены майора Лопахина, Яны… чтобы позвонили ей и узнали, пользовался ли ее муж ручкой-шприцем. Шприц-то мы… то есть я нашел, а факт использования требует подтверждения. Напомни мне, а то у меня голова кругом.

Катя кивнула и достала блокнот, записала. Да, в этом деле уже столько подробностей и фактов, столько разных историй и действующих лиц, что пора, видно, все держать на карандаше во избежание путаницы.

А в это самое время, когда шариковая ручка Кати летала по бумаге, в двухместной палате… лучшей, так называемой «коммерческой» палате электрогорской больницы Анна Архипова, приехавшая к свекрови и дочерям, бледная, с синими кругами бессонницы под глазами, вдова и мать, потерявшая старшую дочь… любимую дочь, стараясь изо всех сил казаться спокойной, объ-явила девочкам:

– Я забираю бабушку Адель домой. Она сказала, что сойдет с ума, если проведет еще хоть одну ночь тут в больнице. С ней все в порядке, врачи разрешили забрать ее.

– Мама, а мы? – спросила Виола.

Она лежала на кровати у окна.

Офелия не сказала ни слова. Все ее лицо распухло от слез. Эти два дня, если ее не рвало, она плакала, не переставая.

Когда им сказали про Гертруду… Кто же сказал первый, что Гера умерла, – врач, мать или Павел Киселев – охранник?

Виола посмотрела на Киселева. Он остался тут в больнице с ними, с ней. Офелия не в счет. Всю ночь, весь день она плачет, бормочет «как же это больно, больно». И Виола знает, что это она не про боль в животе, что кусает кишки изнутри, это она про другую боль.

Боль утраты.