Валленштейн

Эскадрон двигался, приняв все меры предосторожности, чтобы кирасир раньше времени не обнаружил противник, и свалился на турецкий обоз, словно снег на голову. Разделившись на две части, кирасиры, скача стремя в стремя, по команде командира дали несколько залпов из седельных пистолетов по ошарашенным их неожиданным появлением туркам, а затем, с лязгом выхватив из ножен страшные рейтарские шпаги, принялись нещадно рубить всех попавшихся им на пути. Набрасываясь на обоз, они не подозревали, что здесь находится ещё один резервный полк татарской конницы и несколько сот башибузуков. Татары, зная, что где-то впереди уже идёт ожесточённый бой, решили, что на них обрушились войска фон Иктара и отряд Коллато, и немедленно бросились наутёк, в панике увлекая за собой и часть турок. Обозники из числа валахов, болгар и греков, побросав всё воинское имущество, тоже сломя голову понеслись к спасительной лесной чаще, надеясь там укрыться, что только усилило хаос. Турки же, многие из которых даже не успели вскочить на коней, хотя и оказали беспорядочное сопротивление, дрогнули и заметались в растерянности. Их тут же принялись нещадно рубить палашами и рейтарскими шпагами тяжеловооружённые кирасиры. Организовать достойный отпор противник так и не смог, кирасиры боролись лишь с небольшими очагами сопротивления.

Валленштейн первым швырнул зажжённый смоляной факел на один из фургонов, доверху груженных порохом. Когда загремели взрывы и в воздух взлетели обломки повозок и куски тел людей и животных, турки прекратили сопротивление и пустились наутёк, спасая свою жизнь. В это самое время в бой были введены свежие резервы, и гетман Корецкий — хотя и с опозданием — дал возможность своим воинам отступить под прикрытие пехоты. Те потеряли почти добрую треть личного состава, но знамёна свои сохранили. Гордые шляхтичи быстро отошли под защиту казачьих пищалей и пушек, разделившись, обогнули двумя быстро текущими потоками лагерь казаков и отошли на запасные позиции для перегруппировки.

Увидев поспешное отступление гусар, Селим-паша ухмыльнулся в длинную бороду и бросил в бой свои последние конные резервы, у него остались лишь полк лёгкой татарской конницы и несколько сотен башибузуков при обозе.

Турецкая конница лихо атаковала казачий лагерь, но тут же отхлынула под градом пуль и картечи, на смену ей пришла многочисленная пехота, основной ударной силой которой были янычары. Дело принимало для казаков и ляхов серьёзный оборот: турки атаковали их с бешеной яростью. Янычары, не считаясь с потерями, дошли почти до земляных укреплений, сооружённых перед возами и фургонами. Казаки открыли шквальный огонь, в упор расстреливая атакующих турок. И всё же силы были слишком неравные. За оцеплением из возов, куда уже проникли янычары, завязалась отчаянная рукопашная схватка, когда в тылу атакующих турок, там, где находился обоз, прогремели первые страшные взрывы; и рыжие вспышки огня, летящие в воздухе обломки повозок и части тел — всё это произвело на турок жуткое впечатление, они поняли: немцы и венгры в тылу, они взяты в мешок! Эти слухи мгновенно распространились по всему полю боя и сначала привели к растерянности, а затем к страшной панике и быстрому отступлению, перешедшему в бегство. Когда гусары гетмана Корецкого, полки Конашевича-Сагайдачного, а также отряды кавалерии Иктара и Коллато, преодолевших свою нерешительность, бросились в погоню, нещадно с самозабвенной отвагой вырубая улепетывающих турок, всё было кончено. Однако большая часть казаков по приказу полковника Конашевича-Сагайдачного осталась на всякий случай в лагере и при обозе. Поэтому неудивительно, что все лавры победителей себе присвоили ляхи и частично венгры. Даже подвиг Валленштейна, который почти без потерь уничтожил обоз турок, чем и переломил сложившуюся на поле боя ситуацию в пользу христиан, ляхи восприняли со свойственным высокомерием: дескать, взорвать фургоны с порохом и принудить трусливых башибузуков к позорному бегству — это пустяк и дело случая, а истинный рыцарский подвиг — воинская доблесть, проявленная только на поле боя во время схватки с противником лицом к лицу. Ляхи были всерьёз убеждены, что выиграли битву собственными силами при незначительной помощи казаков и немецких рейтар. Лавры победы у гетмана Корецкого ожесточённо оспаривали граф фон Иктар и граф фон Коллато, искренне убеждённые в своём решающем вкладе в викторию.

— Польское войско воевало и побеждало, а казаки, немцы и венгры помогали, — с гордым видом подвёл итог битве под Гунедоарой гетман Корецкий.

Полковник Конашевич-Сагайдачный при этих словах магната[89] лишь усмехнулся и обменялся с Валленштейном многозначительными взглядами.