Валленштейн

Едва ляхи и казаки выяснили, с кем имели дело, как они словно взбесились, и не успел Валленштейн вмешаться, как всем пленникам, большинство из которых были профессиональные мародёры — башибузуки, в мгновенье ока поснимали головы и насадили их на длинные шесты, врытые в землю. Когда турки увидели головы несчастных, со стороны турецкого лагеря раздались вопли и крики бессильной ярости. Какой-то янычар огромного роста грозил ляхам и казакам пудовым кулаком и красноречивыми жестами демонстрировал, что он сделает с любым из христиан, попадись тот ему в руки.

— Мечтают живьём содрать с нас шкуры, — мрачно констатировал сотник Мак, задумчиво глядя на беснующегося вдали на земляном валу янычара.

— Чем вызвана такая ненависть к янычарам? — спросил сотника Валленштейн.

— Они раньше были христианами и, возможно, русскими людьми, — ответил он коротко. — Кто знает, может, и мой младший брат, похищенный почти десять лет назад татарами и угнанный в неволю, тоже отуречился, продал Христа и стал проклятым янычаром.

На этом их разговор оборвался, так как взбешённый Селим-паша погнал своих воинов на позиции христиан.

Казаки заранее поставили возы и фургоны в круг, согнав туда своих лошадей, попрятались за это укрытие, тотчас ощетинившись пищалями, мушкетами, так называемыми сороками[86] и лёгкими пушками, поставленными возле возов с таким расчётом, чтобы вести фронтальный и кинжальный огонь[87] прямой наводкой. Польские гусары тотчас очутились в сёдлах. Оставив один кавалерийский полк в резерве у казачьего лагеря, граф Корецкий бросил свою отборную конницу на наступающих четырьмя полками турок. Однако едва польская конница с развёрнутыми красно-белыми знамёнами достигла первых рядов турок, как те грозно ощетинились пиками, а из задних рядов на гусар полетели тучи стрел с тяжёлыми наконечниками. Стрельба велась опытными лучниками, и ляхи сразу понесли тяжёлые потери. Оставив на поле боя множество трупов, они вынуждены были отступить. Стрелы, выпускаемые из мощных луков, легко пробивали шлемы и кирасы польских гусар.

Едва гусары отхлынули назад, как конница Селим-паши ударила им во фланг, и началась яростная рубка. Ляхам приходилось очень туго. Они с огромным трудом отбивались от внезапно насевшего противника, который хотя и уступал им в вооружении, но по крайней мере троекратно превосходил их по численности. Несмотря на всю свою отчаянную храбрость и воинское мастерство, ляхи явно терпели поражение, а граф Иктар и граф Коллато не спешили принять участие в этом сражении, считая, что эскадрона Валленштейна, который находился в резерве войск гетмана Корецкого, более чем достаточно. Кроме того, неизвестно ещё было, чем закончится это сражение, а рисковать своими силами им не хотелось.

— Я со своим полком иду на помощь ляхам, — обратился к Валленштейну полковник Конашевич-Сагайдачный. — Однако это не решит исход сражения. Даже если венгры и немцы подойдут, положение уже трудно исправить, — время работает на турок. Поэтому на вашем месте, хоть вы подчиняетесь только графу фон Коллато, я бы с эскадроном кирасир на свой страх и риск обходным манёвром неожиданно зашёл бы туркам в тыл и захватил бы обоз, взорвав пороховые магазины[88]. Паника в тылу противника помогла бы нам решить исход сражения.

— Вы правы, господин полковник, — спокойно ответил Валленштейн, внимательно наблюдая за боем. — Пожалуй, я так и сделаю, но, в свою очередь, я на вашем месте бросил бы в бой не один, а два кавалерийских полка, а затем, якобы не выдержав натиска, быстро отступил бы под прикрытие казачьей пехоты в лагере, подставив турков под огонь. Однако для этого в бой нужно немедленно бросить весь резерв.

— У ляхов слишком много гонору, чтобы они согласились отступить под прикрытие казаков, но я попытаюсь убедить гетмана, — отозвался полковник и с досадой плюнул.

Уже дав команду кирасирам двигаться за ним так, чтобы со стороны казалось, что они в панике бросают позиции, Валленштейн, оглянувшись, увидел, как Конашевич-Сагайдачный, ожесточённо жестикулируя руками, что-то доказывает графу Корецкому. Тот слушал казачьего полковника с каменным выражением на холёном породистом лице. Как Валленштейн позже узнал, гетман поначалу категорически отказывался бросать в бой свой резерв, но, подумав некоторое время, всё-таки согласился. Правда, на размышления и колебания этого великого стратега ушло слишком много времени, и ляхи успели понести довольно значительные потери во время яростной рубки с турецкими нукерами.

Эскадрону кирасир Валленштейна удалось незаметно через заросший кустарником лес, опоясывающий с юго-востока крепость, зайти в тыл к туркам, потратив при этом слишком много времени на преодоление различных естественных препятствий: оврагов, лесных чащоб, холмов.