Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

Сомневаться не приходится лишь в том, что все часы в доме стоят: стрелки одних замерли на половине десятого, других — на двенадцати часах, в какое-то время остановились и все прочие часы, когда — не все ли равно… И еще, всюду паутина, всюду… Откуда так быстро набежали тысячи пауков… Так быстро, ведь прошло… Сколько же времени прошло, столетие? Или в жизни других людей это был один год? Не все ли равно, какое мне дело до времени?

Но чем я поддерживал свои силы с того скорбного дня? При этой мысли я вздрогнул. Наверное, потому, что, вспомнив, я буду знать, жив я или мертв. Я вспоминаю, вспоминаю, и понемногу всплывают туманные картины, подобные воспоминаниям во сне, мне видится, будто я ночью бродил по тихим переулкам нашего города, утоляя голод в сомнительных кабаках и трактирах, и даже встречал знакомых, друзей. Помню, они что-то говорили. Но отвечал ли и что отвечал, — не помню. Наверное, молча шел мимо, — нестерпимо больно было бы разбередить кровоточащую рану, вновь осознав утрату моей Джейн… Да, наверное, так: я свыкся с жизнью в царстве мертвых… царстве мертвого одиночества… Или со смертью свыкся… Впрочем, не все ли равно мне самому, жив я или умер?

А что же Липотин? Тоже мертв? Ах, да о чем я? Живой, мертвый — разницы нет.

Но ко мне Липотин, ни живой, ни мертвый, не приходил, в этом я, пожалуй, уверен. В ином случае его образ, который я запомнил, когда мы прощались у ворот кладбища, сменился бы в моей памяти каким-то другим, поновее. Да, да, Липотин затерялся в толпе, а перед тем говорил о тибетских монахах, не помню, что именно, и сделал еще странный такой, зловещий жест, будто перерезал себе горло. Или все это было в Эльсбетштайне?.. Не все ли равно! Может быть, он уехал в Азию, снова обернулся магистром при дворе русского царя, стал неким Маски, которого знавал Джон Ди. Я ведь тоже, собственно говоря, покинул сей мир. И право, не знаю, куда более долгий путь — в Азию или в страну сновидений и грез, ставшую моим прибежищем… Вероятно, теперь я очнулся, но не совсем, я все еще в полузабытьи, гляжу вокруг и вижу, что дом обветшал и пришел в запустение, словно, пока я спал, сотни лет пролетели за его стенами, как неуловимое сновидение.

Вдруг стало не по себе: дом похож на трухлявый орех с высохшим, побелевшим от плесени нутром, а сам я, точно личинка, слепой червь, проспал дни, когда мог обрести крылья и воспарить. Ну и что? С какой стати из-за этого беспокоиться? Не понимаю… Нет, кажется, смутная тревога связана с чем-то другим. Почудилось или правда раздался звонок? В дверь? Нет, вряд ли. Кому придет в голову звонить у дверей необитаемого заброшенного дома! Наверное, послышалось. Где-то я читал, что человек, который пробуждается от летаргического сна и возвращается в мир живых, прежде всех прочих чувств снова обретает слух. И тут проснулась моя память, я подумал и даже смог облечь свою мысль словами, произнести и услышать: я ждал, ждал и ждал, не знаю, сколько времени, бесконечно долго ждал возвращения моей Джейн, покойной Джейн… Дни и ночи блуждал я по этим комнатам, стоял на коленях и то в полный голос, то чуть слышно молил небо дать хоть какой-нибудь знак, прислать весть о моей Джейн, дни и ночи… пока не утратил даже слабое ощущение времени.

Все до единой вещи, принадлежавшие моей любимой, сделались для меня предметами поклонения, фетишами, им, бездушным, поверял я свои несбыточные надежды, умолял о помощи — упрашивал привлечь Джейн, выманить ее из могилы, ибо лишь в этом мое избавление от плахи, ибо уже занесен над моей головой топор палача и только невеста может спасти меня от гибели — от гибельной смертной муки скорби. Напрасны были мольбы, Джейн не появилась, и не было вестей от нее, моей супруги, которой моя рука и сердце принадлежат вот уже триста лет…

Джейн не явилась. Явилась княжна!

Ныне я пробудился — надеюсь, окончательно! — от летаргии забвения и внезапно осознал: Асия Хотокалюнгина не исчезла, она здесь и всегда была здесь…

С самого начала, о да, с самого начала, как только она вошла в дом, я понял — запирать дверь бесполезно. Оковы смерти для нее ничто, дверной замок тем более…

Вспоминая сейчас чувство, с каким я ее встретил, не стану лицемерить — я… был рад ей! И эту вину я признаю пред тобой, вечный лик, денно и нощно взирающий на меня с той минуты, как начался мой сон наяву, вечный двойной лик, увенчанный короной со сверкающим алым кристаллом, чей блеск ослепляет, едва лишь осмелюсь поднять глаза… Признаю вину эту пред тобою и самим собой. Оправдание у меня лишь одно: я подумал, что княжна явилась из царства мертвых с вестью от моей Джейн. Несчастный глупец, как мог я вообразить, будто она принесла послание любви, послание души!

Асия приходила и приходит ежедневно, я понял это теперь, когда снова ожила моя память. Она не отворяет двери — появляется ниоткуда, из пустоты.