Читаем Вальпургиева ночь. Ангел западного окна полностью

Заметив три основных элемента в предложенной Майринком модели общения с читателем, можно в дальнейшем следить за удивительными превращениями. В этом случае обнаружится, что система меняется по мере того, как воспринимающее сознание погружается в романный мир, а границы между сферами барона Мюллера и Джона Ди становятся все менее отчетливыми, начиная с того момента, когда описанный в XVI веке запах пантеры врывается в XX столетие вместе с Асией Хотокалюнгиной. Так, вероятно, должно быть в мире иллюзий, в котором «записанные или рассказанные сновидения сбываются» и пределы исчезают.

Одновременно с границей между реальностями утрачивает ясность и граница между письмом и чтением. Ее постепенное исчезновение существенно, ведь мир «Ангела» создается исключительно посредством изображения двух процессов — создания и восприятия текстов: литератор Мюллер знакомится с манускриптом Джона Ди, делает выписки и ведет собственный дневник, создавая произведение, напоминающее роман. Рассмотренный в этом аспекте, «Ангел западного окна» оказывается книгой о чтении и письме, происходящих параллельно. Впрочем, прежде всего это роман о чтении, ведь чувства и размышления Мюллера-читателя изображены детально, тогда как письмо представлено действием, которое осуществляется само по себе. Таким образом, становится заметной еще одна «матрешка»: читатель книги, вовлеченный в повествование необходимостью активно домысливать и трактовать изображаемое, воспринимает романные события глазами читателя и писателя Мюллера, а тот, в свою очередь, видит романный мир сквозь призму сознания Джона Ди, автора рукописи, который долгое время и сам был владельцем уникальной библиотеки и страстным читателем.

Расплывчатые контуры элементов этой системы тоже исчезают в процессе повествования. Так происходит не только потому, что Мюллер и Ди превращаются в единую личность, но и потому, что каждый, кто внимательно всматривается в последний роман Майринка, все более явно идентифицирует себя с рассказчиком, анализирующим и переживающим свое чтение. Реальный читатель, воспринимающий фрагменты текста через посредничество выдуманного читателя Мюллера, находит в романе описания собственных впечатлений: «Благодаря самоконтролю от меня не ускользнуло, что я все больше и больше перестаю понимать, кто я такой! Я иногда как бы перестаю существовать и читаю все словно чужими глазами. Обратив на это внимание и поразмыслив, я замечаю странную вещь: кажется, будто не мой мозг работает, а мысли рождает „нечто“, находящееся вдали от меня самого, сидящего над рукописями».

Найдется в романе и ироническое, но одновременно — серьезное описание того влияния, которое обычно оказывает на читателя типично «майринковская» манера письма: «Вот тут-то и началось самое странное: я был другим, и я был самим собой, я в одно время был и здесь и там, на своем месте и где-то далеко, за пределами бытия, вне своего существа… <…> Что-то сместилось, а каким образом… выразить это словами не берусь. Да, пожалуй, произошло именно смещение: пространство и время как бы сдвинулись, так бывает, если смотреть, надавив пальцем на глазное яблоко — видишь предмет смещенным, вроде он настоящий, но в то же время что-то искажено, и непонятно, какой глаз дает истинно верную картину».

Если совершить увлекательное странствие среди загадок и тайн вместе с повествователем «Ангела западного окна», то многие чувства и мысли читателя, возникающие в процессе знакомства с художественной реальностью, совпадут с впечатлениями барона Мюллера и Джона Ди, а граница между этими тремя мирами на время рассеется. Наверное, в таком случае можно будет сказать о себе словами из произведения: «…я за столом в кабинете, а чувствую себя так, словно очутился где-то вдали от мира, но не в одиночестве… словно я где-то вне земного пространства и вне обычного времени…» Тогда книга станет путешествием к глубинной основе собственной личности не только для героя романа, не только для его автора, но и для того, о ком Майринк однажды сказал: «Настоящий читатель стал редким явлением, чудом». Хочется надеяться, что времена изменились.

Интерес Майринка всегда был сосредоточен на движении человека к совершенству, что отчетливо проявляется во всех романах писателя. С этой точки зрения, «Вальпургиева ночь» и «Ангел западного окна» удачно дополняют друг друга, поскольку изображают духовную реализацию главных героев в полярно противоположных ракурсах.

Перейти на страницу:

Все книги серии Белая серия

Смерть в середине лета
Смерть в середине лета

Юкио Мисима (настоящее имя Кимитакэ Хираока, 1925–1970) — самый знаменитый и читаемый в мире СЏРїРѕРЅСЃРєРёР№ писатель, автор СЃРѕСЂРѕРєР° романов, восемнадцати пьес, многочисленных рассказов, СЌСЃСЃРµ и публицистических произведений. Р' общей сложности его литературное наследие составляет около ста томов, но кроме писательства Мисима за свою сравнительно недолгую жизнь успел прославиться как спортсмен, режиссер, актер театра и кино, дирижер симфонического оркестра, летчик, путешественник и фотограф. Р' последние РіРѕРґС‹ Мисима был фанатично увлечен идеей монархизма и самурайскими традициями; возглавив 25 РЅРѕСЏР±ря 1970 года монархический переворот и потерпев неудачу, он совершил харакири.Данная книга объединяет все наиболее известные произведения РњРёСЃРёРјС‹, выходившие на СЂСѓСЃСЃРєРѕРј языке, преимущественно в переводе Р". Чхартишвили (Р'. Акунина).Перевод с японского Р". Чхартишвили.Юкио Мисима. Смерть в середине лета. Р

Юкио Мисима

Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза