– Скажите, Игорь Андреевич, а почему вы заказывали фотосессию у Никиты Кольцова в таком странном образе? – Лена разложила перед Славогородским несколько распечатанных на принтере снимков, которые сделал ей Никита прямо в студии.
Славогородский, едва взглянув на листы, дернулся, как будто обжегся, сжал руки в кулаки и тяжело задышал.
– Так объясните?
Но он вдруг начал бледнеть и заваливаться на бок, пока не грохнулся со стула и не захрипел, раздирая пальцами грудь под рубашкой.
– Саша, бригаду! – сказала Лена, вскакивая из-за стола и присаживаясь на корточки рядом с хрипевшим Славогородским. – Так, граждане, не толпимся, здесь не цирк, человеку плохо! – попыталась она отогнать обступивших их столик посетителей, но сделать это смог только Левченко, успевший вызвать «скорую».
– Надеюсь, он не кофе захлебнулся, – услышала Лена над ухом голос администратора, тоже прибежавшего на шум. – Нам только иска не хватало…
– Успокойтесь, у него сердечный приступ, ваш кофе тут ни при чем, – сказала она, пытаясь посчитать пульс.
К счастью, «скорая» приехала очень быстро, Славогородского погрузили на носилки и вывезли из помещения кафе.
Лена записала номер больницы и посмотрела на Левченко:
– Как думаете, с чем связана такая бурная реакция?
– Что-то ему на снимках не понравилось.
– Но он же их уже видел, Кольцов сказал, что сделана фотосессия была в прошлом году. Ничего нового там быть не могло.
– Тогда выходит, что вы попали в какое-то чувствительное место.
– Да, еще бы знать, в какое, – вздохнула она. – Но на всякий случай охрану у палаты нужно посадить, вдруг, отлежавшись, решит в бега кинуться.
Шмелев не обрадовался новости.
– Ты когда научишься работать так, чтобы у тебя свидетели и подозреваемые в кардиологию не укладывались, а? Или ты там с заведующей соглашение заключила? – пробурчал он, подписывая требование на охрану.
– Мне что – у каждого справку о состоянии здоровья спрашивать? – слегка огрызнулась Лена. – Кто виноват, что они с таким слабым сердцем мнят себя молодыми ловеласами? С двадцатилетней девчонкой роман крутить он был здоров, а на вопросы о ее гибели отвечать – так его следователь довела…
– А ты считаешь, что он и есть Зритель?
– Я пока этого не исключаю, есть несколько невыясненных моментов, которые очень сильно меня смущают, – призналась Лена и вынула из сумки листы с отпечатками снимков. – Вот, посмотрите. Ничего не напоминает?
Шмелев водрузил очки на нос и принялся рассматривать пестрые картинки. По мере того как он добрался до последнего, лицо его сделалось совсем хмурым:
– Погоди-ка… Это ведь что-то вроде того костюмированного бала, что мы имеем в ходе следствия? И стиль похож.
– Ну стиль не то чтобы совсем уж… но тенденция прослеживается. Славогородский переодел Наташу в костюм времен своей молодости – или чуть раньше, когда он был еще ребенком, не суть. Но переодел ведь! Зачем?
Шмелев снял очки и по привычке сунул одну дужку в рот:
– А вот ты мне и скажи.
– Так вот я и не успела этот вопрос задать, как наш Игорь Андреевич под стол уплыл с сердечным приступом! – бросила Лена с досадой. – И меня теперь это мучает – а что, если действительно Славогородский и есть Зритель? Заколку еще нашли в мастерской – наверняка с этой фотосессии, я не успела ее предъявить Славогородскому. И надо отрабатывать пересечения с двумя другими жертвами, одна из которых до сих пор не опознана… Бардак, Николай Иванович…
– Бардак, – согласно кивнул Шмелев. – Ну так разгребай, пока на нас пресса не накинулась.
– Знать бы еще, откуда начать разгребать, – вздохнула она. – Крашенинников, кстати, из рук вон плохо поработал, половина свидетелей вообще в деле не фигурирует, не опрошена, – вдруг пожаловалась она, хотя совершенно не собиралась делать этого. – Можно было бы сейчас очень сильно время сэкономить, а я вынуждена кататься по адресам из старого дела, хотя могла бы уже и по новым что-то…
Шмелев вздохнул:
– Ты его, Ленка, не тронь сейчас. И пока не спрашивай, в чем дело, не могу сказать. Но Петьку не гноби, ладно? Потом поймешь.
– Да кто его гнобит-то? Я вынуждена двойную работу делать, вот и все.
– Ну ничего, не развалишься. Охрану Славогородскому приставим, вдруг действительно это он Зритель. Но ты шевелись, Лена, шевелись – столько времени нет результата.
«Ну, конечно! – думала она, шагая к себе в кабинет. – У Петьки драма какая-то, а я шевелись. Конечно, привыкли – на кого все сгрузить, конечно, на Крошину, у нее личной жизни нет, вот пусть и работает! А она у меня теперь есть, и сидеть тут ночами я тоже не обязана, я не единственный следователь в комитете, между прочим! Мало своих дел – так Петькино еще сгрузили, успевай, Лена, поворачивайся, а то результата нет! А что его нет с февраля, а дело у меня всего три дня – это кого волнует? Никого, правильно!»
– Ты колдуешь, что ли? – загрохотало рядом, и Лена приостановилась – ее нагнал Паровозников, в руке которого она заметила полиэтиленовый пакет с тремя большими маковыми булочками.