Вальс на склоне

Избалованный и залюбленный матерью и бабушками, Олег рос слабым, капризным и болезненным ребенком. Мать постоянно боялась, что его засосет улица и плохие компании, поэтому контроль за ним был неусыпный. Постоять за себя мальчик умел плохо, однако прилежно учился, вел себя послушно, участвовал во всех школьных мероприятиях, за что его обожали учителя. Отец Олега работал в какой-то строительной фирме и весьма неплохо получал – недостатка в деньгах у них не было, а мать была активисткой родительских комитетов и постоянно помогала школе, за что снискала большую лояльность ее администрации.

Макс был полной его противоположностью. Когда ему исполнилось десять, отец ушел из дома, оставив мать с двумя детьми. Больше отца он не видел. Мать работала на трех работах, пытаясь хоть как-то выжить. Квартиру, в которой они жили до развода, пришлось продать, поскольку половина принадлежала отцу. Оставшихся денег едва хватило на крошечную двушку на окраине. Район был страшный. Мать носила с собой баллончик и обрезок железной трубы. Макс, сменивший школу и оказавшийся в новом дворе, около месяца походил в синяках, а потом быстро научился драться. Он был рослым и физически развитым. А еще очень злым на отца. Поняв, что без физподготовки ему не выжить в этом месте, он начал яростно заниматься, и в очередную стычку с непринявшей нового паренька дворовой компанией ненависть хлынула из Макса рекой: он выбил своему противнику зуб и вывихнул руку. Дальше были разборки с родителями, детская комната милиции, но все это дело удалось каким-то образом замять. Макс перестал бояться – теперь боялись его. Учился он средне, но в большей степени потому, что «ботаников» в классе и компании, ставшей его, особо не жаловали, хотя его интересовало многое. Тогда Макс плохо понимал, зачем ему все эти книжки: никакого светлого будущего впереди не маячило, а в «профессорА» он не собирался. Он начал курить, часто влетал в неприятности и большую часть времени чувствовал злость и ненависть к миру. Единственным существом, которое он обожал, была его младшая сестра Мирра, которой был всего год, когда ушел отец. В памяти Макса навсегда отпечатался момент, когда среди всего творившегося тогда хаоса он увидел, как она смотрит прямо на него, а потом улыбается своим беззубым ртом и тянет к нему ручонки. Он вдруг понял, что Мирра будет расти, а он – теперь единственный, кто может ее защитить, в том числе и от тех, кто оставил синяки на нем самом. Где-то внутри Мирра так и осталась для него той беззубой малышкой, и подросшей девочке было нечего бояться: ее старший брат оторвет голову любому, кто хоть посмотрит на нее косо – это знали все.

В четырнадцать лет Максу сломали руку в очередной драке. Мать привезла его в местную травму уже в третий раз за два месяца. К ним вышел молодой мужчина, худой, невысокого роста. Так получилось, что все три раза их принимал именно этот человек. Его лицо было серьезным, но глаза, смотревшие на зеленого от боли Макса, улыбались.

– А чем, кроме драк, занимаешься? – спросил он подростка, накладывая гипс.

– Девок трахаю, – злобно и нахально ответил Макс.

– Дело хорошее, если девки симпатичные, – невозмутимо отозвался доктор. – Предохраняться только не забывай, а то в пятнадцать станешь отцом или получишь страшную болезнь. Ну а еще?

– Ну в школу хожу. Мамке помогаю, – пробурчал Макс, думая, чего этот мужик к нему прицепился со своими идиотскими вопросами.

– Я смотрю, энергии у тебя много, девать некуда. Через месяц, как гипс снимем, приходи, – и врач назвал адрес, – я набираю группу лыжной секции.

– Да че я вам, заяц – по полям носиться, не, – ответил Макс. – Это скучно, не круто.

– Не по полям, а по горам. Горные лыжи.

– Да где я возьму такие? – мрачно спросил парень.

– Я тебе свои дам, у меня две пары.

Макс не ответил. У него болела рука, мать снова плакала из-за него, Мирка все время болела, а еще этот мудак сегодня оказался сильнее и знал всякие приемы. Какие, к черту, лыжи.

– Придешь? – снова спросил врач.

– Лучше б вы в секцию драк набирали. Туда бы я пришел, – усмехнулся Макс.

Человек в белом халате подумал и предложил:

– Давай так: ты приходишь ко мне на лыжи, а я тебя устрою в секцию рукопашного боя.

Макс с сомнением посмотрел на врача: с чего это он вдруг такой добрый, но кивнул, потому что знал – уйдет сразу, как будет что не по нему.

Через месяц Макс сам сломал гипс – идти в больницу не хотелось, но слова этого доктора засели у него в голове. Максу нравилась зима. Она была такой белой, словно меньше тьмы становилось, в том числе и в нем самом. А еще холодной, и ему казалось, что жжение ненависти внутри, около солнечного сплетения, становится слабее. И зимой были снежные бои. А еще Мирка любила снеговиков.

В очередную субботу Макс после школы пришел по названному адресу. Он стоял у подъезда, сомневаясь, стоит ли заходить, и курил.

– Пришел? Молодец, – обратился к нему кто-то.

Макс обернулся и увидел того самого врача, Тимура Николаевича.