Вальсингамские девы

Кэтрин не проронила ни слова, лишь торопливо открыла дверь и выбежала из особняка. Кристин же осталась на месте своего позора, и ее охватили рыдания унижения и раскаяния: сбежав от Генри, она надеялась никогда больше не встретиться с сестрами, и ее чувствительная душа была охвачена болью и горечью. Однако Кристин несказанно испугалась мысли о том, что ее неожиданную встречу с Кейт увидели слуги, а ведь тогда они смогут выведать то, что их прекрасная госпожа – всего лишь крестьянка, а не знатная, известная в Европе актриса. Этот страх обличения парализовал сознание девушки, и, подобрав юбки своего красивого дорогого платья, она направилась в кабинет своего возлюбленного, который в эти часы дня, обыкновенно, имел привычку работать с бумагами и всякого рода документами.

– Колин… Любимый! Это невыносимо! Ужасно! – Кристин ворвалась в кабинет, нарушив уединение любовника, бросилась в объятья графа и вновь заплакала

– Что стряслось, дорогая? – слегка равнодушным тоном спросил граф, ведь уже не единожды имел возможность видеть истерики своей прекрасной возлюбленной.

– Кэтрин… Моя сестра Кэтрин! Она была здесь! И она… Она дала мне пощечину! – рыдая, пояснила Кристин, но вдруг наполнилась гневом и забарабанила кулачками в грудь графа. – Зачем ты привез меня сюда? Зачем так близко к Вальсингаму? Теперь вся прислуга будет знать о моем прошлом и о том, что я сделала ради тебя! А ведь ты клялся уберечь меня от позора! Ты обещал, что увезешь меня так далеко, что никто и никогда не найдет нас!

– Но, любовь моя, разве я не выполнил свои клятвы сполна? Уж не забыла ли ты о том, что целый год мы провели в Европе? – терпеливо сказал граф, ловя ее кулачки и отводя их от себя.

– Но мы вновь вернулись в проклятую Англию! Зачем!? – вскрикнула Кристин, раздираемая отчаянием и страхом прослыть падшей женщиной.

– Пребывая в Европе, я совсем позабыл о делах, – их накопилось немерено, и они требуют обязательного и безотлагательного решения. Кристин, дорогая, мы же не в Лондоне, где тебя знают служанкой немки Гольдберг, а в Риверсхольде где ты – полно властная хозяйка. Все, чем я владею, принадлежит тебе. Мы взяли новую прислугу, и она считает тебя аристократкой. Твое истинное происхождение покрыто тайной. О нем и о твоем побеге со мной известно мне одному, поэтому отбрось все страхи и прекрати рыдать, – жестко сказал ей любовник.

– Но ведь есть еще одно поместье! В Уэльсе! Отчего мы не поехали в Уэльс? – полная обиды на равнодушие к ее трагедии графа, вновь вскрикнула Кристин.

– Ты позабыла о ремонте, который сама же и затеяла? Потерпи еще месяца два, и мы вновь уедем в Европу, – пообещал ей граф.

– Два месяца? О, нет! Через два месяца, живя в постоянном страхе, я стану безумной! Мой разум будет воспален, а тело высохнет! Два месяца! И слуги, и вальсингамцы будут шептаться и полировать мои кости своими гадкими языкам! Мое имя будет топтать каждый бездельник!

– Не кричи, родная. Твое воображение воистину безгранично. Кому какое дело до тебя и твоего происхождения? Ступай, выпей горячего чаю и подыши свежим воздухом. Мне нужно работать.

– О, да! Работа! Соперница, отнявшая у меня возлюбленного! Твое внимание ко мне, ласка и забота сошли на нет! Ты приходишь ко мне лишь ночью, как к рабыне, а утром вновь уходишь и днями просиживаешь в своем кабинете, занимаясь лишь своими проклятыми бумагами!

Лорд Дрэймор раздраженно вздохнул: Кристин устраивала очередную истерику, ведя изматывающую и глупую борьбу против его работы, и постоянные скандалы порядком ему надоели. С тех пор, как год назад невинная испуганная Кристин пришла прямо в его дом и со слезами на глазах сказала, что любовь ее к нему так глубока и чиста, что она согласна пасть во мрак греха и стать его любовницей, из милой и скромной девушки она превратилась в истеричную, извечно недовольную всем особу. Однако, несмотря на все эти изменения и скандалы, лорд Дрэймор все еще любил свою Кристин и терпел ее поведение. Оттого, что понимал: причиной этого рокового превращения был никто иной, как он сам. Именно он сотворил из той чистой девушки ту, кем она стала, окунувшись в свою любовь к нему, как в черный омут: с головой и безнадежно утонув в ней.

– Любовь моя, отдохни. Ты устала, – тоном, не терпящим возражений, сказал граф любовнице. – Я буду в нашей спальне ровно через час. Обещаю.

– Отсылаешь меня, как провинившуюся служанку! Бессердечный! Эгоист! И зачем только я пожертвовала тебе собой! – вскрикнула на это Кристин и, шурша юбками, фурией вылетела в коридор.

«Эти чертовы истерики выводят меня из равновесия! В последнее время она стала совершенно невыносима! Требует глупостей и трясется от ревности к моей работе!» – с неприязнью подумал граф и, чтобы Кристин не нарушила его покой вновь, запер дверь кабинета на ключ.

***