Валтасар

Активно сотрудничая с «Пшекруем», я вел еще и сатирическую рубрику «Прогрессист» в ежедневном «Дзеннике польском», а после — в еженедельнике «Жиче литерацке». Принял предложение писать театральные рецензии в вечернюю газету «Эхо краковске». Постоянно писал рассказы — был завален работой.

И все меньше принимал участия в партийной жизни. Секретный доклад Хрущева поверг в шок ПОРП и другие коммунистические партии Европы. Польская партия на время утратила былую уверенность. Этому способствовали многочисленные скандалы, в первую очередь скандал со Святлым — давним функционером УБ, который бежал в Америку, — да и робкая демократия последнего года тоже сделала свое дело. Партия пребывала в растерянности, поспешно менялись первые секретари, затевались разные реформы. Для таких, как я, — идеальный момент, чтобы исчезнуть. Свою принадлежность к партии я все больше ощущал как недоразумение, однако от этого она не переставала оставаться фактом.

Париж

Однажды я получил письмо из Варшавы, из правления Союза польских писателей, — и глазам не поверил. В письме сообщалось, что мне выделяется некая сумма в валюте на поездку в Париж. В Кракове такие же письма получили Ян Щепанский, Тадеуш Новак, Вислава Шимборская, кажется, еще несколько человек. Все — молодые, наши достижения были далеко впереди, а нас уже приглашали — и куда? — в Париж! Но это не всё. Такие же письма получили в Польше около двухсот человек, в основном молодежь. Позже, уже за границей, я разговаривал с человеком, который в то время занимал какую-то должность в правлении СП П. От него я узнал о некоторых закулисных подробностях, из которых следовало, что не все члены правления были сторонниками «нового». Что именно называлось «новым», в Польше знали очень хорошо.

Выделенная нам сумма была мизерная, но мы готовы были ехать на любых условиях, лишь бы побывать в Париже. Я сразу же написал, что согласен, и в ожидании ответа ломал голову над тем, как бы раздобыть в Кракове «Шаротку». Радиоприемник «Шаротка» в Народной Польше слыл чудом техники. Приемник еще ламповый, но мог работать и как на транзисторах. Говорили, что в Париже за него можно отхватить целое состояние, если наткнешься на польского еврея.

Первым очнулся от растерянности Советский Союз. Естественно — ведь он являлся родиной пролетариата, и орава «народных демократий» могла избавиться от ядовитых паров капитализма только после него. И в первую очередь должна от них избавиться Польша.

Случайно в утренних новостях по радио я услышал сообщение, прочитанное диктором с подобающей литургической торжественностью: первым секретарем КПСС избран товарищ Хрущев[111]. Так начался период правления Хрущева, запомнившийся кризисами в Польше и Венгрии, визитом Хрущева в Америку и Карибским кризисом, едва не погубившим земной шар. Как я уже писал, социалистические новости, даже такие важные, появлялись скупо и запоздало. Западные советологи долго еще спорили о том, что затевал Советский Союз.

«Войдут или не войдут?» — это звучало задолго до «Солидарности». Поговаривали даже, будто Хрущев приземлился на аэродроме в Бёрнерове под Варшавой и предъявил Гомулке ультиматум: если Польша не выполнит требования Советов, то они «войдут». Гомулка заверил Хрущева, что советские требования будут выполнены. Но попросил терпения, утверждая, что в Польше ситуация уже настолько обострилась, что быстро навести порядок невозможно. Хрущев согласился с этим и отбыл, а Гомулка сыграл такую же роль, какую позже, при Брежневе, сыграл Ярузельский, только в более мягкой форме.

У Хрущева хватало забот. Едва он уладил дела с Гомулкой, как потребовалась интервенция в Венгрию. Там ему повезло меньше, чем в Польше. В Будапеште вспыхнуло восстание.

Помню сообщения об этих событиях. Несколько ночей подряд мы сидели большой компанией на улице Св. Яна в Кракове. У одного джазового музыканта — уже не помню, у кого именно, — была полулегальная квартира. Мы беспрерывно слушали радио. Знакомые и полузнакомые входили и выходили, никто не спал, всех угнетала неизвестность. Польша была открыта со стороны Венгрии, польские военные корреспонденты находились в Будапеште, польские самолеты приземлялись там, доставляя кровь для раненых, — вот всё, что мы знали. Точная информация скрывалась, зато распространялись самые дикие слухи, сознательно инспирированные советской стороной. В результате никто не знал, что там творилось на самом деле. (Потом так продолжалось годами.) Советский Союз подавил восстание, а нас задушил пропагандой. Польша занялась своей «малой стабилизацией»[112] и забыла о Венгрии.