Валтасар

— Я познакомился с твоим отчетом, Нур-Син, — объявил Набонид. — Ответь мне на главный вопрос и в зависимости от твоего ответа я дам или не дам согласие на избрание тебя на должность эконома Эсагилы.

— Господин, я в твоей воле.

— Кого ты считаешь своим покровителем в этой жизни? Кто помогает тебе переносить тяготы обыденного существования? Кто указывает тебе путь в ночи?

Нур-Син помедлил, потом выговорил.

— Мой покровитель — создатель всего сущего Мардук-Бел.

— Так ли? — усмехнулся царь. — Говорят, в последние годы ты увлекся новомодными штучками, прислушиваешься к голосам чужих пророков, утверждающих, что Бог един и имя ему Яхве. Это правда?

— Нет, господин. Имя ему Мардук-Бел. Именно ему я поклоняюсь, а также чту его ипостась, называемую Сином.

— Син не ипостась! — резко выкрикнул Набонид. — Он — хранитель и оберегатель нашей земли. Только его осветляющая тьму щедрость не дает нам заблудиться в ночи. Его свет отражает Солнце-Шамаш, ибо днем и так светло, а ночью без света луны — мрак и ужас. Он тянет, как вол, работает, чтобы мир кружился по заданным направлениям, исполнял законы, полученные прадедами от богов. Каждый месяц он жертвует собой, чтобы умереть, и каждый раз возрождается для священного поприща. Какой другой бог способен погубить свою плоть, чтобы правда и свет торжествовала в мире?

— А как же великий Бел-Мардук, наш Господь? — оторопело спросил Нур-Син.

— Мардук, древние Ану, Эйа и Энлиль сделали свое дело…

Он оборвал фразу, однако ее завершение само собой беззвучно прозвучало в голове Нур-Сина.

— Но, государь… — развел руками Нур-Син.

Набонид вздохнул.

— Я смотрю, при всем твоем уме тебе трудно сразу осознать замысел, который я столько лет вынашивал в тиши. Вот здесь! — он внезапно вскрикнул и ударил кулаком в левую часть груди. — Неужели непонятно, что государству необходим единый культ! Чтобы каждый подданный впадал в восторг при одном только упоминании имени верховного божества, освещающего путь в ночи. Эта была великая задумка Навуходоносора, именно ради нее он сотворил столько добра на верхней земле. Он верно метил, ошибся только в имени. Наш Господь — Син! Но об этом после. Вдумайся, Нур-Син, если каждый начнет молиться на особицу, верить и почитать своего кумира, как скрепить государство, чем насытить души людей, чему учить детей в эддубах?! Считать звезды в небесах? Это, конечно, важно, но прежде мы все должны слиться в единую общину… Ты понимаешь, о чем я?

— Очень даже понимаю, государь… — тихо откликнулся Нур-Син. — О том же твердит и Астиаг.

— А-а, вот ты куда клонишь, — разочарованно выговорил Набонид. — Что ж, я знакомился с учением Заратуштры, но, если ты подпал под власть его ложных пророчеств, должен огорчить тебя — мир един, и тот, кто отрывает день от ночи, свет от тьмы, заблуждается. Ищет не там, где следует.

— С этим я полностью согласен, — ответил Нур-Син.

— Он согласен! — криво усмехнулся царь. — Не согласие мне требуется, а единение. Если хочешь, я жду понимания и смирения. Готовности жизнь положить на поиск и утверждение истины. Ты всегда верно служил мне, неужели теперь, когда началась война, ты меня разочаруешь? Ведь страшны не мидийцы, страшен внутренний враг. Те, кто поселился рядом с нами и не признает наших богов, кто поклоняется в тиши и никто из нас — даже я, властитель четырех стран света, не знают, о чем они там в уголке шепчутся. Вот с кем нам скоро придется вступить в битву.

«Все, откажет», — пронеслось в голове у Нур-Сина.

Неожиданно Набонид вскинул руку, помахал ею перед собой.

— Ладно, я готов выслушать тебя, — выговорил он усталым голосом. — Я понимаю, что в таких делах, как выбор имени Бога, трудно сразу разобраться, что к чему. Расскажи мне о Кире. Это что за выскочка? Царского ли он рода? Кто такие, эти персы? Достанет ли у них силенок отвлечь Астиага от Харрана?

Не дожидаясь ответа, он поднялся с кресла, опять же установленного на возвышении — это в собственном помещении для отдыха! — подошел к столу и пригласил Нур-Сина взглянуть на чертеж, на котором была изображена верхняя земля со всеми ее морями, горами, пустынями, равнинами, странами, городами и торговыми путями.

Владения Вавилона представляли собой подобие серпа или месяца, в вершине которого лежал Харран. Ниже и сбоку Вавилона, нарисованного красной краской, в подбрюшье серпа, располагалась Сирийская пустыня, южнее переходящая в пустыни Аравийского полуострова. Карта была исчеркана линиями караванных и торговых путей. Вверху перекрестье главнейших торговых путей замыкалось на Харране, внизу их частая сеть исчеркала север Аравии.

— Взгляни, — начал царь. Истина очевидна — захватив Харран, Астиаг одним ударом отрежет Вавилонию от Заречья. Наша страна окажется разделенной надвое. Вступать в сражение с мидийцами рискованно, у них много конницы, а вот ударить Астиага изнутри и тем самым доказать, что мир един, что он не свет, а мы не тьма — это было бы в самый раз.

Он сделал паузу, потом продолжил.