Валтасар

Гнев царя был равен его удивлению. Как сообщила служанка, Крез, царь четырех стран света и великий царь, пребывает в раздумье, какое наказание могло бы соответствовать тяжести и оскорбительной дерзости подобного неслыханного злодеяния.

Халдейские офицеры сначала подняли Хашдайю на смех. Никто из них поверить не мог, чтобы евнух оказался способен на такое. Даже молчаливый Акиль-Адад улыбнулся и заявил — наверное, какой-нибудь ловкач переоделся кастратом и попытался овладеть наложницей. Ведь евнух, добавил он, это жалкое существо.

— Ты считаешь, — спросил его Нур-Син, — что именно по этой причине евнухи полагаются скромниками и допускаются в женские покои?

— Это же ясно как день! — пожал плечами луббутум. — Оскопление отняло у них всякую охоту к обладанию женщиной, вот их и допускают в гарем, даже если в действительности они и не прочь переспать с какой-нибудь красоткой.

— Ты считаешь, что оскопление отняло у них охоту влюбляться или способность сходиться?

— Конечно, ведь если уничтожен член, вселяющий в тело похоть, нет и любовной страсти.

— Ошибаешься, Акиль-Адад. Евнухи тоже способны влюбляться. Страсть порождается очами, она не угасает. Впрочем, если бы люди придумали способ искоренить подобные помыслы, все равно не стоит приписывать евнухам особое целомудрие, ведь они просто вынуждены к этому, потому что их насильственно лишили способности любить. Целомудрие состоит не в том, чтобы раскалять любострастие в стремление и страсть, а в том, чтобы обуздать себя и возвыситься над любовным бешенством.

— Легко говорить!.. — покачал один из старших офицеров.

В полдень посланцев Вавилона пригласили к царю.

К дворцу их провели громадными пропилеями, построенными совершенно в греческом духе. Ввели в зал, украшенный колоннадой. Пол был выстлан золотистыми и темно-пурпурными плитами. Трон стоял на возвышении в дальнем конце зала, рядом два стража в вызолоченных доспехах, по бокам три советника царя.

Сам Крез, расположившийся на троне, был хмур, неулыбчив. Послов встретил неласково, сразу напомнил о взаимных обязательствах, о нерушимой дружбе. Добавил, что никто в Вавилоне не смеет упрекнуть его, что он хотя бы в пустяках пренебрег своим южным соседом.

Нур-Син сразу отметил, что лидийский царь забыл добавить к существительному «сосед» один из обязательных государственных эпитетов, соответствующих величию Вавилона, например «могучий», «великий», «блистательный».

Между тем Крез заявил, что пребывает в недоумении по поводу того, что происходит в Вавилоне. Он верил в дружеские намерения Амель-Мардука, но тот, как говорится, «сошел в Аид», и, говорят, не без посторонней помощи. Далее заявил, что всегда считал Набонида порукой прочного союза между Лидией и Вавилоном, но и этот мудрый муж отставлен от дворца. Уместны ли в таком случае какие-либо уверения, клятвы в вечной дружбе, которых, несомненно, в запасе у посланца Нериглиссара великое множество. К чему эти пустые слова, когда боги подкидывают смертным такие загадки, что трудно отыскать мудреца, который сумел бы разрешить их.

Нур-Син выступил вперед, склонился в пояс перед Крезом.

— Да, великий царь, я вынужден согласиться с тобой. Да, у меня припасено множество уверений, объяснений, разъяснений, доказательств, свидетельств верности нашего государя союзу между нашими странами. Но все эти слова — пустой звук по сравнению с просьбой, с какой обращается к тебе владыка Вавилона Нериглиссар, до сих пор скорбящий о безвременно ушедшем к судьбе царе Амель-Мардуку. Скорбит и царский голова Набонид. Кто-то неверно известил тебя, о, царь, об отставке мудрого Набонида. По его совету великий правитель Вавилона Нериглиссар обращается к тебе с просьбой продать добрых боевых коней, которыми славится твоя страна, и это обращение — истинное подтверждение великой дружбы, которая родилась между нашими царствами. Насчет загадок, которые боги подкидывают людям, уверяю тебя, нет такой, на которую нельзя найти ответ, ибо цель богов просветить смертных, дать им урок, явить назидательный пример, чтобы добродетель торжествовала не по принуждению, но являлась потребностью.

Крез пошевелился в кресле, устроился поудобнее, с интересом глянул на посла.

— Как звать тебя, посланник Нериглиссара? — спросил он.

— Нур-Син, государь.

— Какого ты рода?

— Я сын Набузардана, потомок Ашурбанапала.

— Это радует, Нур-Син. Ты знатен, царского рода, и к тому, как я погляжу, не чужд философии. Каковы твои обязанности при дворе?

— Я заведую собранием диковинок, рукотворных и природных редкостей, скульптурных изображений, доставшихся нам от древних царей, занятных вещиц, которые порой так забавляют любопытных, а также библиотекой, которую собрали Набополасар и Навуходоносор по примеру моего предка Ашурбанапала.

— А-а, так ты библиотекарь, Нур-Син. Почему не воин?

— Я — четвертый сын…

— Понятно.

Крез наклонился вперед, видно было, что разговор с послом его заинтересовал.