Валтасар

Числю морские песчинки и ведаю моря простором,
Внятен глухого язык и слышны мне речи немого.
В грудь мою запах проник облаченной в доспех черепахи,
В медном варимой горшке меж кусками бараньего мяса.
Медь распростерта над ней и медной ризой покрыта.[56]

Такое изречение посланник принес в Сарды. Оно немало удивило Креза, ведь царь, отправив послов, скрывшись от людских глаз, разрубил черепаху и ягненка и сам сварил их в медном котелке. Котелок накрыл медной крышкой.

Что ответили иные прорицатели, Нур-Син не ведал.

Вряд ли такое замысловатое испытание пошло на пользу царю Лидии. Человек не в силах проникнуть в смысл свершающихся под солнцем деяний. Сколько не трудись над этим, скольких оракулов не испытывай, все-таки ему не постичь этого. Крез возомнил себя мудрецом, ибо ему показалось, он нашел меру, с помощью которой можно проникнуть в божий замысел и воссоздать прошлое, настоящее и будущее в том подлинном виде, в каком оно строилось и строится по воле Господа.

Нельзя в точности сказать, запрашивал ли он оракул и в том случае, когда к нему прибыло вавилонское посольство, однако, уверенный в себе, он уступил Нериглиссару всего два косяка кобыл-производительниц и одного племенного жеребца. Свою скупость объяснил падежом в его табунах. Нур-Син вслух выразил сожаление, но по дороге домой едва скрывал радость. Стоило посольству миновать Киликийские ворота, как зашевелилось царство Пиринду.

Глаза старика заслезились. Он отер их, еще раз глянул на цветастые узоры, выведенные розовыми бутонами. Старуха Нана-силим уверяла, что хозяйка вывела цветами имя проклятого иври Балату-шариуцура.

Так ли?

Глава 3

С возвращением Набонида в царскую канцелярию многочисленная дворцовая челядь и особенно писцы, которых при дворе было неисчислимое множество, сразу затаились. Трудно было поверить, что два льва сумеют ужиться в одном логове, однако последовавшее за этим скромное бракосочетание Набонида и Нитокрис внесло заметное успокоение в ряды чиновников, обслуживавших нужды огромного, широко раздавшегося к тому времени государства. Открытый демарш халдейских офицеров, сплотившихся вокруг юного наследника престола, требовавших опалы для ненавистного для них министра, закончился ничем. Нериглиссар крупно повздорил с сыном — приказал молокососу уняться, не слушать дурных советов, вести себя достойно и учиться, учиться и еще раз учиться. Хватит сочинять скверные стишки в угоду низкой черни, предупредил отец! Что пристало сынку знатного и богатого, не к лицу наследнику престола. Юнцу в ту пору стукнуло пятнадцать лет, и отец справедливо упрекнул его в том, что его дед, Навуходоносор в этом возрасте уже находился в армии и служил, как обязаны служить все, кто метит в цари. А ты, добавил Нериглиссар, сутками шляешься по кабакам или, что еще хуже, устраиваешь кабак в собственном доме. На это Лабаши справедливо возразил, что он всегда готов взяться за оружие, только где она, эта война? Разговор закончился на повышенных тонах, и Нериглиссар потом долго поминал в сердцах строптивого сыночка. Его упрямство, подогреваемое матерью Кашайей, всю совместную жизнь изводившей Нериглиссара упреками в том, что он ей не ровня, выводило царя из себя. Собственно ненависть к Набониду передалась сыну от матери. Были дни, когда Набонид втайне вымаливал у Навуходоносора руку его старшей дочери. Царь предпочел Нериглиссара, и Кашайя, женщина вздорная, но проницательная, сразу догадалась, что царский секретарь никогда не простит ни отцу, ни его семье этот отказ, поэтому, тревожась за сына, постоянно подбивала мужа избавиться от Набонида. Этот страх и ненависть перед «пронырливым и коварным интриганом» передались и Лабаши-Мардуку. В его присутствии молодой человек постоянно испытывал неловкость, то веко начнет подрагивать или, что еще постыдней, нога.

Набонид, вновь появившись во дворце, повел себя тихо. В решение вопросов, не относящихся к его ведомству, не вмешивался. Работал усердно, помногу и подолгу, так что со временем сумятица, ожидание отставок, ежедневных начальственных громов и молний, владевшее приближенными к трону писцами, постепенно улеглись, и работа дворцовых канцелярий вернулась к старому, заведенному еще при Навуходоносоре порядку.