Читаем Вам бы там побывать полностью

Никто не стремился меня понять. Никто не стремился мне помочь. Никто от этого не умер. Все как всегда, кроме одного: где-то живет полковник таможенной службы республики Казахстан, запомнивший меня и с пониманием отнесшийся к моей проблеме, где-то живет Пуля — спивающийся среди так «безразличных» к нему людей (боящихся и не понимающих его). Где-то есть мои друзья, читающие мою писанину и, надеюсь, понимающие меня — т. е. не безразличные ко мне люди и потому не безразличные мне.

14.08.04. я приехал в пасмурный и мокрый от холодного дождя Екатеринбург. Обгоревшее на казахстанском солнце ухо уже облезло и зажило. На лице остались куски розовой кожи, взамен обветренной и обгоревшей. Это следы этого лета, следы поездки в прошлое, эти светлые пятна из прошлого, на моем лице, я возьму с собою в будущее. Прав Митяев Олежка, не к месту влезший из радиоприемника водителя, в ту ночь, что я провел на полу в проходе автобуса: лето — это маленькая жизнь…

…Со мной был нож…

Моряк всю дорогу, все последние двое суток, доставал меня своим предложением выпить. Получив звонок об аварии Пули, и понимая, что это знак, я достал греющуюся все это время бутылку «Бефитера» и двухлитровую колбу «Швепса». Только мы разлили по первой, как в дверном проеме купе нарисовался наряд транспортной милиции. Я то понимал, что это лишь административное нарушение и совсем не повод для личного досмотра, но гонор моряка сделал свое дело. Я так этого не хотел — видел Бог! Я вез подарок друзьям — нож с клинком штемпельного дамаска и разделочный нож с клинком из нержавейки (типа, колбасу на капоте порезать). Мне этот досмотр, вызванный конфликтом на эмоциях, был ни к чему.

Я отдал младшему лейтенанту тысячу рублей, с подводника сняли две, припаяв ему еще и незаконные валютные операции — обмен валюты у менялы в поезде. Понятно, что постановка, но я же вез подарки друзьям! Как там было, летом 2004-го — «потеря — это еще не поражение»?..

Вам бы здесь побывать…

Мелитополь встретил меня в шесть утра группой представителей местного общества ветеранов Афганистана — цветы, камуфляж, медали…

План действий был расписан, и моего мнения уже почти не спрашивали. Сразу отвезли на квартиру к Виктору Анатольевичу Кузьменко — очень симпатичному, бородатому, как цыган Бадулай, человеку. Меня накормили, умыли с дороги, дали немного перевести дух. Потом отвезли к сестре моего погибшего ротного. Это была очень скорбная процедура.

Никобенко Михаил погиб 08.06.1982 года под Калатом. Тогда ему было неполных 24 года. Я теперь был старше его на двадцать лет. Моему старшему сыну столько же, сколько было моему ротному в тот день…

Встреча со старшей сестрой моего погибшего ротного далась мне не легко. Никобенко погиб от прямого гранатометного попадания в голову. Было жарко, как это может быть только под Кандагаром. Пока тело довезли, пока стали хоронить, цинковый гроб лопнул, и тело ротного текло на парадные мундиры молодых офицеров на плечах несущих его гроб на Семеновское кладбище. Администрация не хотела хоронить офицера на старом кладбище, родители настаивали. Конфликт вырос в противостояние. Траурная процессия встала. Было жарко. Тело ротного уже «плакало» ручьями…

Мать умерла быстро — просто сгорела от горя, не снимая траур. Следом умер отец. Осталась сестра. Словно кто-то из калатских пуштунов вырезал всю домовую книгу — страницу за страницей! Я сидел, рассматривал семейные фотографии, слушал рассказы сестры о младшем брате. Хорошо учился, на отлично закончил Киевское суворовское, с отличием закончил военное училище, распределился в Симферополь. В Афган ушел с Николаевской учебки…

Я слушал эту женщину и понимал, что никто из них не знает ротного таким, каким знал его я. Мы не были друзьями — он был моим командиром. Он каждое утро заставлял нас бегать на Ариану. «Будете бегать каждое утро, пока не прибежите с известием, что прилетел мой дембельский самолет», - говорил он нам.

Что он оставил на этой планете после себя? Что я мог ей рассказать про брата на той войне?

Ты терял сознание? Когда слышишь — «он в сознании, он пришел в себя», не сразу понимаешь, как это сознание может быть тем, в чем ты находишься? Да и зачем тебе такое ушлое сознание, если оно отключается, когда тело попадает в критическую ситуацию? Сразу пытаешься вспомнить, как это было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза