Вам доверяются люди

Костя Круглов, в той самой драповой куртке, которую весной покупали в ГУМе и которая теперь, в промозглый ноябрьский день, была как нельзя более кстати, почему-то волновался и все перебегал от Ольги Викторовны к Рыбашу. Ольга Викторовна, как всегда, держалась чуть поодаль. Рыбаш, занятый последними разговорами о больных, оставшихся на попечении Львовского, не замечал маневров Кости.

— Андрей Захарович! Андрей Захарович, — наконец не вытерпел мальчик, — вы же обещали! Ну, скажите маме, а то она, кроме вас, никого не слушает…

— Что случилось? Что должен сказать Андрей Захарович? — спросил Львовский.

— Он знает, — буркнул Костя, — он мне обещал…

Рыбаш махнул рукой:

— Ну ладно, идем.

Они втроем подошли к Кругловой.

— Ольга Викторовна, — сказал Рыбаш, — по-моему, ничего плохого не будет, если Костя подучится делу у наших электриков. Почему вы против?

— Да просто боюсь за его здоровье, — розовея, сказала она и подняла на Рыбаша свои горчичные глаза. — Все-таки там и стремянки таскать, и проволоку в мотках, и еще какие-то приборы. В общем, тяжести.

— Вы что же, в вату его посадить хотите? Костя ваш вполне здоров, даю вам слово… Да вот спросите Матвея Анисимовича, он не хуже меня знает…

Львовский положил руку на плечо Кости.

— Можно, можно, беспокойная вы душа, — ласково сказал он Кругловой, — можно и даже полезно… Уж нам-то можете поверить!

Она смущенно и благодарно улыбнулась.

Рыбаша окликнул Наумчик:

— Т-так не з-забудете электронож привезти? Хольцбейн т-тогда говорил, что у н-них есть оч-чень удобные…

— А он поймет по-русски? Ох, безъязыкость моя! — вдруг застонал Рыбаш.

— У вас же собственная переводчица! — засмеялась Нинель Журбалиева. — Марлена в институте единственная из всего выпуска действительно знала немецкий…

Марлена грустно покачала головой:

— Боюсь, выйдет как в анекдоте, когда наш профессор долго и подробно рассказывал по-английски приехавшему англичанину о своем открытии, а тот слушал-слушал и наконец ответил: «Мне было очень приятно ваше общество, и кроме того, я никогда не думал, что русский язык по звучанию так близок английскому!»

Милочка Фельзе рассмеялась:

— Анекдота не слышала, но это вообще не в бровь, а в глаз!

— Марлена Георгиевна, — сказал вдруг, понижая голос, Фельзе, — вы там обо мне-то не забывайте… Я же верю в психотерапию даже на расстоянии.

— Не забуду, — серьезно ответила Марлена, — и постараюсь выяснить, нет ли у них интересных новинок для вас. Фармакология там хорошая.

Она вдруг вспомнила о чем-то и отошла с Нинель в сторонку.

— Главное — следи за этой Аренберг… ну, молодая, в десятой палате, с холециститом… И еще тот почечник, Лужин, носатый такой, знаешь? Напомни о нем Юлии Даниловне!

Гонтарь подошел попрощаться.

— Наумчик, — вдруг, хитро улыбнувшись, спросила Нинель, — а где твоя лазорево-розовая тень?

— К-какая тень?

— Не притворяйся, не притворяйся! Что ты сделал, несчастный, с Раечкой из справочного бюро?

Наумчик нахмурился:

— М-мы п-посссрились. Окончательно. Она дура.

Нинель расхохоталась:

— Решительная характеристика! Как ты угадал столь грустную истину?

Марлена молча прислушивалась. Все-таки интересно! Но Гонтарь вовсе и не собирался делать тайну из этого эпизода своей биографии.

— Она с-сказала: «Или я, или к-кролики!» А я ответил: «К-кролики. Они, по крайней мере, н-не болтают г-глупостей!»

— И не стараются отвести в загс чересчур деликатных холостых хирургов? — Нинель сделала насмешливую мордочку.

Гонтарь озабоченно кивнул:

— Н-на этот раз ты, к-кажется, права.

Проводница крикнула:

— Граждане уезжающие, пожалуйте в вагоны! А провожающих попрошу выйти…

Из тамбура торопливо вышла женщина с маленьким мальчиком, потом показался молодой человек, а за ним — толстый пожилой полковник.

— Скорей, скорей, Марлена! — сказал Рыбаш и, пропустив жену вперед, вскочил вслед за нею на площадку вагона. — Ну, друзья, всего вам хорошего, ждите нас к Новому году!

Поезд медленно и плавно, почти незаметно, тронулся с места. Проводница с флажками встала на ступеньку загона. Высунувшись из-за ее спины, Рыбаш размахивал шляпой. Марлена, поднявшись на цыпочки, увидела, как Костя Круглов идет почти вровень с набиравшим скорость поездом. Рядом мелькала пестрая косыночка Ольги Викторовны. Марлена вытянула шею и увидела улыбающегося Львовского.

— Ну, едем, Марлёнок? Ты довольна? — услышала она над самым ухом голос мужа.

Проводница все еще стояла спиной к ним на верхней ступеньке.

— Довольна? Нет, не то слово. Счастлива! — Марлена прикрыла глаза, думая сразу обо всем: о том, что это их первый совместный отпуск, что за год Андрей сделал очень много, что сама она теперь с полным правом может говорить о себе «врач» и что никогда еще в ее жизни не было года лучше, чем этот.

— Возвращаться будем самолетом, — сказал вдруг Андрей. — Наверно, очень захочется назад.

— Не назад, а домой, — поправила она. — Захочется, конечно. Но все равно, самолетом, или поездом, или хоть пешком, а это будет — вперед. Потому что, когда двигаешься, — это всегда вперед. Правда?

— Ох ты философ! — засмеялся Рыбаш.