Вам доверяются люди

Но Гнатович не дал ему договорить.

— Мезенцев намерен заняться научно-литературной деятельностью, а у вас будет только консультантом, — Роман Юрьевич выделил слово «только». — Скажем, раза три в месяц вы можете рассчитывать на его консультации. И никакой практической хирургии. Ясно?

— Не очень, — признался Степняк. — Он сам этого… захотел?

— Он достаточно умен, чтобы понимать: даже гениальный актер должен уметь вовремя покинуть сцену.

— Хорошо, — коротко ответил Степняк, — я сегодня же оформлю Рыбаша.

Уже повесив трубку, он подумал о том, что Львовский, собственно, имеет не меньше оснований претендовать на должность заведующего отделением, и, прежде чем писать приказ, решил посоветоваться с Юлией Даниловной.

Как всегда, она пришла в кабинет спокойная и внимательная. Степняк пересказал ей разговор с Гнатовичем и сокрушенно потер ладонью подбородок:

— Понимаете, не сообразил, что Матвей вправе обидеться.

— Львовский? — Юлия Даниловна искренне рассмеялась. — Да он скорей уйдет, чем согласится заведовать.

— Вы уверены?

— Ну, хотите, проделаем опыт? Зовите его сюда.

Вышло, как предсказывала Лознякова: едва Матвей Анисимович понял, что ему предлагают заведование, он замахал обеими руками.

— Хочешь, чтоб я ушел? Пожалуйста! Могу сейчас же подать заявление! — решительно сказал он Степняку.

Юлия Даниловна, устроившись на своем любимом месте, в уголке дивана, насмешливо улыбалась.

— Но почему? Почему? — допытывался Степняк.

— Потому, что я могу оперировать и лечить, но не могу… как бы это объяснить… не способен никем командовать. Назначай Рыбаша! И хирург первоклассный, и распорядиться умеет — чего лучше?

Так Рыбаш стал заведующим отделением.

Прочитав наутро приказ о своем назначении, он пожал плечами:

— А я думал, что это давно оформлено.

Потом вспомнил о Мезенцеве, о том, что померещилось ему под конец их дружеского обеда в «Национале», и в свободную минуту спросил у Львовского:

— Слушайте, почему Фэфэ перешел на роль консультанта? Надоело оперировать? Или нашел более… импозантное местечко?

Матвей Анисимович ответил не сразу:

— Ему порядком за шестьдесят. У него начали дрожать руки.

Рыбаш вскочил, откровенно испуганный:

— Черт возьми, неужели через каких-нибудь тридцать лет я тоже…

Бледно улыбаясь, Львовский сказал:

— Какие-нибудь тридцать лет? Но послушайте, это почти столько, сколько вам сейчас…

— Вот именно! — яростно крикнул Рыбаш. — А что я успел? Еще все надо сделать. В хирургии еще такое множество белых пятен…

Львовский привычно щелкнул своим потускневшим портсигаром с лошадиной головой на крышке.

— Курите, это ваш любимый «Беломор»… А насчет белых пятен… Ну что ж? Часть из них вы все-таки успеете заштриховать, другую часть заштрихуют Гонтарь, или Григорьян, или Крутых, или все вместе…

Жуя мундштук папиросы, Рыбаш пожаловался:

— Ужасно коротка жизнь.

— И над этой проблемой кто-то уже работает.

Оба молча докурили свои папиросы.

— Ладно, — сказал Рыбаш, — надо будет продумать, как поумнее расходовать время. Да, кстати, вы слышали о Наумчике?

— Что именно?

— Он не зря все-таки починил руководящую ручку предисполкома!

Матвей Анисимович не любил такого тона. Он сухо начал:

— Не понимаю, почему вы о хорошем товарище…

— Бросьте, я же просто треплюсь, — миролюбиво засмеялся Рыбаш. — А у Наумчика чудные новости: виварий становится законным цехом нашего заведения, на его содержание отпускают какие-то деньги, и главное — утвердили не то сторожа, не то смотрителя для ухода за животными. Теперь Наумчик разведет целый зоосад. Но больше всего мне понравилась мотивировка: сделать то-то и то-то, чтобы «врач Н. Е. Гонтарь не тратил непроизводительно времени, которое может быть использовано для научной работы». Как вам нравится, а?

— Очень нравится, — серьезно ответил Львовский, — доказывает, что наш председатель исполкома умеет видеть.

Весь этот разговор происходил в августе, а теперь стоял конец ноября, и на перроне Белорусского вокзала тот же Львовский провожал Рыбаша и Марлену в Берлин. Роман Юрьевич все-таки внял его уговорам, и после немалых хлопот приглашение, адресованное хирургам Львовскому и Рыбашу, изменилось на приглашение хирургу Рыбашу с супругой, терапевтом Ступиной. Ни тот, ни другая не знали о том, что своей совместной поездкой обязаны Матвею Анисимовичу. Впрочем, Роман Юрьевич несколько раз настойчиво говорил Рыбашу:

— И не забудьте объяснить там, что больница не имела возможности одновременно отпустить и вас и Львовского.

Рыбаш понял это так, что Львовский был третьим приглашенным, и обещал не забыть.

Кроме Львовского проводить товарищей на вокзал приехали Витольд Августович и Милочка Фельзе, Костя Круглов с матерью, скуластенькая, круглолицая Нинель Журбалиева и Наумчик. Степняк, по уши занятый строительными делами, и Лознякова, дежурившая в эти сутки, распрощались заранее.