Вам доверяются люди

— Гипертонический криз, — повторяет она не то самой себе, не то сестре.

Наконец укол и горчичники действуют. Человек приоткрывает глаза и с изумлением осматривается.

— Это что же такое? — медленно, с трудом говорит он. — Как это?

— Пить вам нельзя, вот как, — сердито отвечает сестра. — Неужели не знаете? Теперь лежать придется.

Человек опускает веки, несколько секунд молчит. Потом на его лице проступает беспокойство.

— А где мои вещи? — слабым голосом спрашивает он. — Бу… бумажник? Там документы… партбилет.

— Лежите спокойно, — говорит Марлена. — Вещи сданы в нашу камеру хранения, а бумажник в сейфе приемного отделения. Все будет в порядке.

Но человек продолжает волноваться:

— В гостинице чемодан с отчетом… Гостиница «Будапешт»… Пожалуйста, позвоните туда… — Говорить ему трудно. — «Будапешт». Номер двести третий. Фамилия Михеев…

— Хорошо, хорошо, — обещает Марлена.

— Нет, уж вы будьте любезны, — настаивает Михеев.

— Я сказала, что позвоню. «Будапешт», номер двести три. А теперь лежите и не разговаривайте.

Она оставляет сестру в палате и снова выходит в коридор.

Девушка кидается к ней. Теперь, когда она умылась, у нее обыкновенное, миловидное и очень смущенное личико.

— Ну что? Ну что?! — повторяет она.

— Лучше, — сухо говорит Марлена. — Пришел в себя. У него гипертонический криз. Вы знаете, что такое гипертония?

— Знаю, — кивает девушка, — у нас в квартире один старичок гипертоник.

— Старичок? — зло переспрашивает Марлена. — Наверно, не старше этого… вашего спутника. И что за легкомыслие…

Она обрывает, не договорив. Девушка даже съежилась от ее тона. А кто, собственно, дал ей право читать нотации?

— Вы не думайте, — шепчет девушка, — у меня с ним ничего такого… Просто в ресторане шикарно…

— Ну хорошо, ступайте, — машет рукой Марлена. — Впрочем, погодите. У него в гостинице остался этот отчет, который вы печатали. Он беспокоится. Надо сообщить туда…

— Нет, нет! — пугается девушка. — Я же совсем его не знаю. Что подумают! Вы уж сами… То есть не вы, а больница…

Опять слышно, как поднимается лифт. Еще кого-то везут. Марлена, не глядя на девушку, торопливо идет в конец коридора. Так и есть, выгружают каталку. Санитар, тот самый, которого все называют «академиком» за его солидную и даже несколько надменную манеру держаться и который (теперь это уже точно установлено) не прочь выпить даже на дежурстве, торжественно толкает каталку.

— Товарищ Гонтарь и товарищ Рыбаш приказали, чтобы сдать больного вам на руки, — объявляет он.

— И Рыбаш? — не удерживается Марлена. — Разве он внизу?

— Профессора Мезенцева вызывают. Тяжелый хирургический случай! — наклоняясь к уху Марлены и мимоходом обдав ее спиртным запахом, доверительно шепчет санитар.

Вызывают Мезенцева! Значит, Андрей не умеет сам сделать то, что нужно? Растерялся? Андрей — и вдруг растерялся? Невероятно. Может быть, от того… от того, что произошло между ними сегодня ночью? Может быть, просто не может взять себя в руки? Вот и она ведь думает не о человеке, распростертом на каталке… Ох как трудно, оказывается, быть настоящим врачом! Как страшно, что ты не имеешь права ни на какие личные чувства, даже думать ты не имеешь права ни о чем, кроме своей работы, когда на тебе белый халат…

Марлена больно закусывает указательный палец левой руки. Это — с детства. Так она делала еще в школе, когда хотела сосредоточиться.

Теперь она внимательно разглядывает нового больного. Это человек в расцвете сил, лет тридцати. Гладко выбрит. Темные волнистые волосы откинуты назад. Лицо умное, даже значительное. Густые, широкие брови сходятся на переносице. Он не только в сознании, он возбужден. На Марлену смотрит требовательно и сердито. Она слегка наклоняется над ним. Как странно — дыхание у этого молодого человека нечистое. Нет, не водочный перегар, что-то другое… Она не понимает, что именно.

Санитар помогает переложить больного с каталки на кровать.

— Вас привезли из дома? — спрашивает Марлена.

— Нет, мы встречали Новый год в Доме ученых. Внезапная слабость, холодный пот, меня буквально согнуло. Извинился, вышел из-за стола и тут же, у дверей, упал… — Он делает попытку улыбнуться. — До сих пор я считал, что обмороки — привилегия слабонервных барышень.

Марлена сдвигает одеяло и осторожно нажимает то место, которое называется «подложечкой»:

— А сейчас больно?

— Терпимо.

— Внизу, в приемном, вас уже смотрели?

— Да, оба хирурга. Я слышал, как один, тот, что помоложе и немного заикается, спросил: «В хирургию?», а второй сказал: «Нет, в терапию». Им очень некогда — там тяжелораненый.

— Не говорите так много, вам нужен покой. Я сейчас вернусь.

Она выходит в коридор. У дверей ее поджидает санитар. Прикрывая из деликатности рот ладонью, он шепчет многозначительно:

— Гнилыми яблочками попахивает, учуяли?

В самом деле — запах гнилых яблок! «Академик» прав. И это какой-то симптом. На лекциях в институте профессор говорил им: «Принюхивайтесь, принюхивайтесь! Обоняние для врача иной раз не менее важно, чем слух и зрение»… Но что же значит этот запах? Она не помнит! Она решительно не может вспомнить!