Вам хорошо, прекрасная маркиза?

Люди! Кладите использованные спички себе в карман! Уж пусть лучше пострадают ваши никчемные органы, чем случится непоправимое. Эту доходчивую и простую мысль бывает очень тяжело донести до мужчин. Они отчего-то считают непоправимым, если у них пострадает один никчемный орган.

Таким образом, благодаря Костику мы лишились возможности дальнейшего поиска ценного письма, дарующего его владельцу поместье. Мне было обиднее всего! Все уже давно знали о письме и за ним охотились, а я только узнала и сразу лишилась возможности поучаствовать хотя бы в процессе! Поместье мне на фиг было не нужно. Но сама идея того, как я нахожу письмо и с гордым и независимым видом передаю его Давыдову, нравилась безумно. Фактически эта идея составляла мою последнюю, увы, несбыточную, мечту.

Долго валяться я себе не позволила. Как только до меня дошло, что прибывший доктор разоблачит мою лжебеременность, то сразу вскочила с постели и побежала к себе. Пробираясь по темноте, освещенной ярким всполохом догорающей конюшни, я слышала отдаленные голоса.

– Охваченный огнем шифер, многоуважаемые господа погорельцы, – рассказывал бравый пожарный в это время зевакам, среди которых стоял Давыдов, – представляет собой катастрофическую опасность. Разлетаясь на тысячи осколков, он убивает наповал лошадь!

– Как капля никотина, – страдальчески изрек Костик, поддерживаемый за руки Заславским и Дуло.

– Потому с крышами, где в качестве укрывного материала используется шифер, мы предпочитаем дел не иметь!

– Почему это? – возмутилась Фаина. – А если крыша горит? Вы обязаны ее потушить!

– Вашу крышу уже ничего не спасет, – благоразумно не стал вступать с ней в прения огнеборец.

Я проскрипела снегом чуть тише, стараясь передвигаться на цыпочках. Но предательский кашель меня выдал. Все-таки дымом я надышалась. Бедный мой будущий ребенок! Если он когда-нибудь будет, конечно.

– Екатерина?! – возмутилась Фаина, оторвавшись от созерцания ущерба. – Ты почему не в постели?!

– Я отлично себя чувствую! И вообще…

– И вообще, – тут же активизировался пожарный, – с этой гражданочки мы еще показания не снимали…

– Я не помню ничего, – отмахнулась я, – была не в себе. И не помню, где и была-то. Просто пришла посмотреть, что вы тут делаете…

Мой чистый, ухоженный вид говорил сам за себя, так что больше ко мне не приставали. Артур снял с себя куртку и накинул на меня, показав в сторону нашего домика. У него было мерзопакостное настроение, так что я решила не усугублять. Промолчала, что поверх Фаининой шубы из шкурок нерожденных ягнят его куртка смотрится лишним аксессуаром. Я догадалась, что этот жест он произвел инстинктивно – на уровне подсознания защитил свою женщину от холода. И ничего, что она в шубе и куртке, а он теперь в одном пуловере…

Какой благородный мужчина!

– Замерзнешь! – возмутилась Фаина, глядя на Давыдова, и…

Она сняла с Дуло дубленку и накинула на плечи пасынку.

– У вас что здесь, – не понял пожарный инспектор, – эстафета передачи верхней одежды?

– Да, – возмутилась Марина, глядя на все эти трогательные отношения, – не пора ли нам всем перейти в дом?! Декабрь все-таки, явно не лето!

– А конюшня? – простонал Костик.

– Ребята делают, что могут, – вздохнул инспектор.

Что мог поделать один-единственный экипаж, прибывший на место пожара с явным опозданием?! Ровным счетом – ничего. К тому же по невероятной традиции у них не оказалось в машине воды. Пока нашли пожарный гидрант, пока размотали рукава и шланги… Пожарные возились без особого энтузиазма, понимая, что от них больше ничего не зависит.

– Мы спасли соседние постройки от переметного пламени! – торжественно подвел итог работы своей команды инспектор. – Претензии есть?

– Мы с вами потом разберемся, – процедила Фаина.

Все это я уже слышала буквально спиной.

– А-а-а-а! – закричал внезапно Костик, с силой буйнопомешанного вырвался из рук Заславского и Дуло, промчался мимо меня, едва не сбив с ног.

– Ты куда, студент?!

Можно было сразу догадаться, чего спрашивать-то? Костик несся на остатки шкафа, стоявшего в конюшне. Бедолага, шкафчик – это не несгораемый сейф! Все, что в нем было, наверняка сгорело.

– Ах ты гад! – прокричал огнеборец и понесся за ним следом.

Под шумок я вернулась обратно, сняла куртку и отдала ее Давыдову. Он молча снял дубленку и отдал ее Дуло.

– Если письмо было там, оно, несомненно, сгорело, – заметил Дуло.

– Ключевая фраза, – прищурился Давыдов, – «если письмо было там».

– Завтра новогодняя ночь вообще-то, – как бы невзначай заметила я.

– Принеси мне выпить! – тут же отреагировала Марина, хватаясь за горло, словно ее начали душить.

Сейчас, разбежалась! Вот стерва! И зачем я только взяла у нее деньги за немыслимо красивую дизайнерскую футболку?!

– Я принесу, – выручил меня Дуло. – А еще лучше, Мариночка, пойдемте в дом. Простудитесь еще…

– Чего это она? – спросил Заславский у Давыдова, когда они ушли.

– Срок, – пожал плечами Артур. – Катя напомнила о том, что срок истекает 31 декабря. Если первого января письмо не будет представлено заинтересованной общественности, поместье отойдет в пользу…

– Бедных! – обрадовалась я.