Надо ли сомневаться, что мой крестный, родной дядя Павел, до конца своих дней носил неизменно «клеша». Красота того кроя, в отличие от нынешних легкомысленных брюк, заключалась в верхней части штанов. Они плотно облегали сильное мужское тело. На них явственно выделялись широкие ременные петли, четко прострачивалась вызывающая уважение ширинка. Штаны украшали благородного кроя карманы, выточки, все скомбинировано крепко, рельефно. Одним словом - шедевр.
В пятьдесят восьмом году дядя Павел с супругой и двумя сыновьями наконец-то въехал в государственную квартиру, ведь до этого они горемыкали по чужим углам. Родина предоставила советской трудовой семье, за верную многолетнюю службу, в личное пользование двухкомнатную «хрущевку». Какое привычное слово, но сколько значения, сколько смысла таит в себе это коммунистическое сладкозвучие. Помню, как сейчас, на новоселье к дяде Павлу я ехал с папой и мамой в деревянном, гремящем трамвае, с большим внутренним подъемом, искренне радуясь за своих близких родственников. Папа держал в руках новенькие, с блестящим никелированным маятником, настенные часы. Но, как говориться, человек предполагает, а «хрущевка» располагает.
Прозрение не заставило долго ждать. Оказавшись в прихожей, у меня возникло ощущение западни, полная иллюзия плена, такое впечатление, что ты попался и это уже навсегда. Радость тотчас сменилась недоумением. Обойдя квартиру-мышеловку, с застенчивой мини-кухней и еще более мини-сортиром, мы все еще улыбались и поздравляли новоселов, но чувство досадной обманутости просматривалось на всех лицах. Мне, между прочим, никогда в жизни не случалось пользоваться в полном объеме услугами совмещенных хрущевских санузлов. Интересное дело, в них устроено все настолько компактно, что, очутившись в так называемой сидячей ванне, ты немного пребываешь и в унитазе. Потому что, как не верти, если туловище расположено в ванне, то голова обязательно окажется при унитазе, если же голова в ванне, то задница, опять-таки, норовит пристроиться в объятия холодного керамического седалища.
А теперь сами призадумайтесь: может ли человек,
выскочивший из совмещенного малогабаритного санузла, практически из-под унитаза, прискакать на городскую площадь и публично требовать от своих властей немедленного вывода советских войск из Чехословакии? Как вам вопросик, он же и ответик на бесконечные поиски причин всех несчастий, обрушившихся на наш очумелый народ и продолжающих сыпаться нескончаемым камнепадом. Унижения, которым подверглись мои соотечественники за годы краснопузой власти, не поддаются никакому измерению. Это дикая ложь, вопиющая неправда, что возникновение «хрущевок» продиктовано жилищной необходимостью. Эта необходимость живуча в нашей стране, как перпетуум мобиле. Но уж лучше жить в коммуналке, на чужой квартире, однако все-таки с надеждой на обретение достойного человеческого жилища, нежели оказаться в унизительно-издевательском благополучии до конца своих дней. Мой родной дядя Павел, фронтовик, кавалер солдатской «Славы», так и покинул этот мир не отведав, не испытав элементарного удовольствия от купания в большой чугунной ванне, где можно свободно потянуться, расслабить уставшие члены и ощутить, убедиться, что жизнь - действительно прекрасная штука.
Сталин в этом смысле был стократ умнее. Он точно знал, что надежное будущее созидается методически, упорно, без суеты и
спешки. Ведь наша квартира на Красной площади и по прошествии полувека остается вожделенной мечтой многих современных состоятельных людей. Загоняя своих граждан в хрущевки, власти фактически ввергали их в звероподобное состояние и закладывали на будущее неминуемую гибель страны. Потому что рядовой труженик, испивший утренний чай в хрущевской кухне, где и трем тараканам невозможно разминуться, не потревожив друг друга не очень растопыренными усами, должен был отправляться на производство и конкурировать со штутгарским слесарем-сборщиком на ниве производства автомобилей. Отсюда, с кухни, с утреннего чая начинается непостижимая для многих разница между «Мерседесом» и «Запорожцем».
В Советском Союзе, за годы большевистского маразма, была создана уникальная среда обитания, из которой, как из гвоздильного станка выплевывались удивительно примитивные, очень похожие друг на друга, товарищи-граждане. Как справедливо заметил советский поэт Николай Тихонов: «Гвозди бы делать из этих людей, в мире бы не было крепче гвоздей». Когда я говорю о среде обитания, имею в виду весь материально-вещественный мир нашего окружения. Противно вспоминать висячие книжные полки, серванты с хрусталями, стены в плебейских коврах. Все эти прелести совкового благополучия доставались человеку с огромным усилием, в страданиях, как награда за доблестный труд или свидетельство его изворотливости. Поголовная безвкусица, выхолощенность, унифицированность примитивного совкового быта, особенно постсталинского периода, поражали своей убогостью и, конечно же, очень корректировали духовное содержание подрастающих поколений.