Вам возвращаю Ваш портрет

Петька непроизвольно замедлил ход перед крыльцом большевистской цитадели, до самых ушей разинул от удивления рот, обнаружив в просветах колючей проволоки новоявленную троицу. Он, для страховки, даже огляделся по сторонам, чтобы окончательно сориентироваться на местности, ведь чего не бывает с похмелья, можно и маршрут с бодуна перепутать. Но, ни выпитое накануне, ни сегодняшняя пара жигулевского, не нарушили маршрутный расчет ординарца, он стоял в аккурат перед крыльцом Фурмановской резиденции. Проволока на фронтоне была намотана так искусно, что сразу трудно получалось сообразить, кто именно находится за колючкой, коммунистические вожди или смотрящие на них ротозеи, и с какой стороны, собственно говоря, находится настоящая воля. Особенно настораживал молодцеватый Владимир Ильич. Была в его азиатском прищуре надежная вертухайская хватка, говорящая, что шаг в сторону или прыжок вверх, считается наглой попыткой к побегу, со всеми без промаха вытекающими последствиями. Видавший не слабые виды, отчаянный конник даже немного замешкался у дверей, ноги сами противились заворачивать в эту экзотическую контору. Деваться, однако, было некуда и ординарец все-таки переступил порог большевистского святилища.

В приемной у комиссара, с забранным в решетку окном, за покрытым кумачом двухтумбовым канцелярским столом, правила бал краснокосыночная большевичка Фуксина Люся. Незлобно именуемая среди личного состава, большей частью от скуки и зависти, «красноподстилочной лярвой». Если к общему колориту революционного кабинетного устройства присовокупить беспощадно красные Люськины щеки и губы, может вполне показаться, что посетителям идеологической цитадели какой-то волшебник напяливает солнцезащитные с красными стеклами очки. Все здесь было тотально окрашено цветом алой зари, практически, как у негра в прихожей. Петька вальсирующей походкой подкатил к улыбающейся секретарше, изобразил неполный реверанс и вручил из-за спины предусмотрительно заготовленный букет полевых цветов.

- О любви не говорю, Люсьена, знающие люди вчера мне на ушко шепнули, что о ней все давно уже сказано, - артистически кривляясь, юморнул ординарец. - У вас здесь все настолько художественно, такие декоративные узорчики на фронтоне заплетены, что клянусь Парижской коммуной, расставаться не захочется. Проволочка очень трогательно применена и, главное, отменного качества. Самое время подавать по инстанциям рапорт о переходе к вам на почетную службу. На большие чины не замахиваюсь, но хотя бы ночным сторожем, караульную вахту нести, счел бы для себя за великую честь. И уже без иронии, кивая в сторону плотно затворенных дверей таинственного Фурмановского кабинета, лихой ординарец поинтересовался, -у себя?

- У себя, - утвердительно ответила Люся, шаловливо прикрывая лисью мордочку полевыми цветами. И положив указательный пальчик на сладкие губы, тихонько добавила, - но очень занят.

- Знаем, как и чем они занимают себя. Хорошо если очередное нашествие на недораскулаченных мужиков затевают, хлебушек промышляют для голодных бойцов, а то ведь наверняка в домино с каким-нибудь придурком режутся.

- Ну почему Вы такой грубиян, уважаемый Петр Парамонович? Присядьте, пожалуйста, на свободное место, скрасьте своим присутствием печаль моего одиночество, -игриво скокетничала секретарша. - Я непременно доложу о Вас, а Вы пока сердечно поведайте несчастной женщине, что в большом мире творится и каково оно нести лавры счастливого жениха. Это же представить без слез ну никак невозможно, какую невосполнимую потерю несет женская половина личного состава дивизии.

Петька вальяжно, по-домашнему развалился на предложенном стуле и, с нескрываемым удовольствием протянул свои ладные атлетические ноги, обутые в щегольские хромовые сапоги. Они хотя и были днями экспроприированы с пристреленного белогвардейского есаула, зато имели блестящие гравированные шпоры, стальные подковки и сделались предметом зависти многих штабных удальцов. Чего только не предлагали ординарцу в обмен за этот знатный, несравненный трофей.

- Не думаю, что Вы так безнадежно одиноки, мадам, такие сладкие женщины не должны и не могут оказаться в забвении, - рассыпался в комплиментах Петруха. - И давайте серьезно. Я понимаю, что существуют недоступные для среднего состава военные тайны, но все-таки поведайте, с кем так душевно воркует за закрытыми дверями Ваш драгоценный патрон и почему они до сих пор еще не обтянуты красненькой драпировочкой. Специально разработаю в тылах у противника войсковую операцию, раздобуду багряного софьянчика, постараюсь, чтобы лучшей, непременно козлиной кожицы и лично устраню непорядок.

- Какие могут быть в дивизии секреты от искусителя и разрушителя дамских сердец, и какой же Вы на самом деле ехидненький, Петр Парамонович, а еще первым кавалером на селе называетесь, - вторя ординарцу, ответила смышленая барышня.

И уже доверительно, являясь ближайшей подружкой пулеметчицы Анки, по-приятельски сообщила жениху, что к Фурманову третий день кряду наведывается благочинный протоиерей Наум.