— Я заявил, что затрудняюсь ответить на них, хотя бы потому, что не знаю, о чем идет речь. Тут директор мне все и выложил. — Мориарти повернулся в кресле и устремил на меня свой голубой взор. — Дорогой Ватсон, ваш друг убежден, что я в некотором роде — он никак не мог подыскать нужное слово — глава преступного мира. Причем самый распоследний негодяй, — добавил он, беспомощно всплеснув руками. — А теперь скажите по чести, сэр, — разве я хоть капельку похож на такого человека?
Не пришлось даже совершать над собой усилий, чтобы сказать, что ничего похожего я не вижу.
— Что же мне делать? — жалобно заныл коротышка. — Я знаю, ваш друг — хороший человек, вся Англия воздает ему хвалу. Однако по отношению ко мне он совершил ужасную ошибку, и я стал невинной жертвой.
Я пребывал в глубокой задумчивости и промолчал.
— Доктор, меньше всего на свете я хотел бы причинить ему беспокойство, — продолжал жаловаться Мориарти. — Но я отказываюсь что-либо понимать. Если не предпринять что-то немедленно, чтобы положить конец этому… этому преследованию, мне не останется ничего другого, как обратиться к своему адвокату.
— Я думаю, до этого не дойдет, — тотчас ответил я, хотя, должен признаться, не имел ни малейшего представления, что делать дальше.
— Искренне надеюсь, что это так, — согласился он. — Именно поэтому я здесь.
— Мой друг неважно себя чувствует, — ответил я, пытаясь нащупать верный путь. — То, как он себя ведет, ни в коей мере не соответствует его обычной манере. Если бы вы знали, какой он, когда здоровье его в порядке…
— Но я знаю, какой он бывает тогда, — перебил меня профессор, к моему глубокому удивлению.
— Вот как?
— Именно так, и, должен вам заметить, Шерлок был весьма обаятельным молодым человеком.
— Вы знали Шерлока в юности?
— Ну да, конечно. Я учил его математике.
Я смотрел на профессора не отрываясь и даже приоткрыв рот от удивления. По тому, как менялось выражение его лица, я понял, что он-то предполагал, что все это мне давно известно.
Я ответил, что нахожусь в полном неведении и попросил его рассказать, что он знает.
— Знаю-то я как раз совсем немного. — Голос его звучал все более жалобно.
— Вы, случаем, не писали трактат о биноме Ньютона? — перебил я его.
Он с удивлением посмотрел на меня.
— Разумеется, нет. Да и кто может сказать что-либо новое о биноме Ньютона, когда все давным-давно известно?
— Прошу прощения, продолжайте, пожалуйста.
— Как вы уже знаете, я оставил университет и стал учительствовать в доме сквайра Холмса. Оба мальчика, Майкрофт и Шерлок, были моими подопечными…
— Простите, что снова перебиваю вас, — сказал я в большом волнении, ведь Холмс никогда не рассказывал мне о своих родственниках. — Где это было?
— Как где? Конечно, в Суссексе, в родовом поместье.
— Так, значит, Холмсы родом из Суссекса?
— Не совсем. То есть корни семьи Холмсов действительно там, но сквайр был вторым сыном в семье и не имел почти никаких шансов унаследовать поместье. Он жил с семьей в Северном Райдинге, графство Йоркшир. Там-то и родился Майкрофт. Потом старший брат сквайра, вдовец, умер, не оставив потомства, и отец Шерлока с семьей переехал в старинный родовой дом[8]
.— Теперь мне все ясно. Там-то вы и встретились с Холмсом?
— Я был учителем у обоих мальчиков, — ответил Мориарти не без гордости, — и надо вам сказать, что учениками они были превосходными. Я бы и дальше занимался с ними, но случилось несчастье…
— Несчастье? Какое несчастье?
Мориарти изумленно взглянул на меня.
— Разве вы не знаете?
— Что я должен знать? Да говорите вы яснее, ради Бога! — В сильном волнении я подался вперед на самый краешек стула. Эти подробности были для меня неизвестными и настолько неожиданными, что я совершенно забыл о том, что происходит с Холмсом сейчас и о его тяжелом недуге, — слишком сильно было желание удовлетворить свое любопытство по отношению к его прошлому. Каждое новое слово, которое произносил этот человечек, оказывалось еще более ошеломляющим, чем предыдущее.
— Но, если Шерлок не рассказывал вам об этом сам, не знаю, удобно ли будет мне…
— Видите ли…
Я так и не смог уговорить Мориарти. Он твердил, что его обязывает молчать профессиональная этика. Мне никак не удавалось переубедить его. Чем сильнее я настаивал, тем непреклоннее он становился. Наконец он поднялся, оставаясь совершенно глух к моим уговорам, и поискал глазами свою трость.
— Поймите, я уже сказал все, что хотел, — упорствовал он, избегая смотреть мне в глаза и шаря вокруг в поисках трости. — Вы должны простить меня — нет, я не могу вести себя непорядочно и не стану. Я рассказал что мог, теперь у вас в руках есть все, чтобы разрешить эту дилемму…