Vampire Heart (СИ)

— Сколько себя помню, я была отличной наездницей, — похвасталась графиня.

— Так чего в платье вырядилась тогда? — Аккерман непонимающе поднял бровь.

— В мое время женщинам не дозволялось ездить мужских седлах, — развела руками Рошель, — Платья не были проблемой.

— А что дозволялось?

— Смотреть в пол при разговоре с мужчиной и краснеть, — улыбнулась Рошель.

— Не замечал за тобой ничего из этого, — бросил Леви, — Дамских седел здесь нет. Иди переодевайся.

— Есть, капитан.

Девушка слишком легко приняла тот факт, что теперь в этой жизни она никто и звать ее никак. Настолько легко, что это не могло не вызывать подозрений. Ведь всем своим поведением она ясно давала понять, что ее положение здесь временно. Она беспрекословно выполняла все указания, но в каждом ее движении, в каждом взгляде, манере общения ощущалась насмешка. Добрая, но насмешка. Будто бы она примеряла на себя чужое амплуа, и ее это лишь забавляло. Ее гордость была неуязвима и непреклонна. Она знала себе цену. И знала цену своим словам. Капитан был более чем уверен, что на каждое слово в своих мыслях Рошель отвечала все десять. Но на деле девушка молчала, кротко соглашаясь со всем сказанным. И это вызывало некоторое уважение. Однако то, что графиня была умна, лишь еще больше настораживало. Ведь Леви не знал, чего от всего этого можно ожидать.

Рошель ехала впереди капитана, переливаясь в закатных лучах вечернего солнца. Ветер обдувал кожу лица легкой прохладой вперемешку с запахом луговых цветов, отчего на душе становилось тепло и спокойно. Леви слишком давно так просто не выезжал в поля. И зря. Ведь это действительно успокаивало и помогало привести мысли в порядок, а то и вовсе от них отвлечься.

Девушка остановила своего коня и спешилась, направляясь в сторону цветов. Перед ней простиралось алое полотно ароматных тюльпанов. Она наклонилась, бережно срывая их у основания, и набрала небольшой букет, после чего вернулась к своей лошади. и ожидающему ее капитану.

— Нам пора возвращаться, — произнес он.

— Здесь неподалеку есть кладбище. Я бы хотела его посетить, — графиня будто бы поставила его перед фактом, а не спросила разрешения.

— Думаешь, оно настолько старое, что ты найдешь там то, чего ищешь? — усомнился он.

— Я знаю, насколько оно старое, капитан, — съязвила Рошель, но он проигнорировал это.

Когда они подъехали к кованым воротам, вблизи которых располагалось полуразрушенное поместье, явно потерпевшее когда-то пожар, солнце уже сменилось луной, что освещала их холодным белым светом. Картина была хоть и красивой, но печальной.

Рошель дотронулась до металлических прутьев, проводя по ним пальцами, будто бы наощупь вспоминая свою прошлую жизнь, и толкнула ворота, распахивая их.

— Это твой дом? — спросил Аккерман.

— Мог бы быть моим, но так и не стал, — отстраненно ответила девушка и быстрой походкой направилась к склепу на заднем дворе, — Постойте здесь, я никуда отсюда не денусь.

Рошель опустилась на ледяное надгробие и положила рядом с ним красный букет, после чего сама легла на каменную плиту, прижимаясь к ней всем телом. Она закрыла глаза и пальцами очертила контур выгравированной надписи.

— Здравствуй, Авель, — прошептала графиня, — Не думаю, что это можно назвать встречей, но все же теперь я рядом. Теперь я могу сказать, — Рошель коснулась губами мраморной поверхности, — Покойся с миром.

Девушка едва заметно улыбнулась, еще раз взглянула на надгробие и развернулась, направляясь к выходу.

— Я вам благодарна, капитан, — прошептала она, взбираясь на спину коня, — Спасибо за ожидание.

Обратно они ехали в полном молчании. В лунном свете Рошель выглядела совершенно иначе, будто бы нездоровой. Аккерман вновь окинул ее беглым взглядом, рассматривая проступившие на бледной коже вены, как почувствовал внезапную острую боль в своем бедре, будто в него вновь врезалась ветвь дерева, оставляя рваную рану. В то же мгновение послышался шорох и глухой удар. Рошель упала с лошади и неподвижно лежала в траве. Капитан быстро спешился и, превозмогая болезненные ощущения, приблизился к девушке, переворачивая ее на спину.

— Кажется, могила была отравлена, — обреченно произнесла графиня, — Я долго не протяну.

— Твою ж мать, Лапьер, — прошипел Аккерман, — Ты не можешь просто взять и помереть здесь.

И без того бледная кожа девушки посерела, становясь полупрозрачной, от чего через тонкую оболочку стали просвечивать яркие вены и сухожилия, а голубые глаза сделались стеклянными, потеряв всякий интерес к жизни.

— Вы можете меня спасти, — с хрипом выдавила она, — Однако я и умереть не против.

— Каким образом? — спросил он, — Лапьер, не молчи.

— Ваша кровь.

— Она же убьет тебя?

— Только если бы я выпила ее против вашей воли.

— Сука, — процедил он сквозь зубы, понимая что подписывается явно на что-то большее, чем просто спасение вампирши, — Пей, — холодно бросил он.

— Шею, — девушка протянула руку, касаясь яремной вены, и Аккерман наклонился к ней.