Вампирея капитана Блада

Потом вдохновлённые успехом корсары и вампиры провернули ещё несколько других, менее громких, дел. Или, уж если честно, скорее делишек, мимоходом грабя мелкие суда и отнимая кофе и сахар у проходивших мимо судёнышек. Тот же Терри Прачетт всегда писал, что именно кофеином вампиры глушат жажду крови…

Доктор не менял тактику, позаимствованную им у дона Диего, то есть нагло поднимал испанский флаг на своём испанском же корабле, подходя к доверчивым испанцам, уверенным, будто видят испанского соплеменника, и в упор бил их из испанских пушек с обоих бортов! Пока те соображали, что на самом деле это гадские пираты, люди Блада уже брали судно на абордаж.

Из всех этих схваток команда «Арабеллы» вышла полной победительницей, захватив богатую добычу и понеся небольшие потери в людях. Чаще всего гибли те матросы, что самовольно нарушали дисциплину, игнорируя во время боя строгие приказы капитана и своих офицеров: раньше времени бросались на абордаж, прыгали в одиночку против пятерых, лезли под пули и картечь, считая, что заговорённые гаитянские амулеты защитят их от любой опасности. Примечательно, но ни один бывший повстанец не погиб! Это говорило и о самом полководческом таланте Блада, и о характере людей, бежавших с ним с Барбадоса…

Итак, слава об «Арабелле», возвратившейся на Тортугу, едва ли не лопаясь от золота и жемчугов, и о храбром капитане Питере Бладе прокатилась от Багамских до Наветренных островов, от Лондона до Мадрида, от Нью-Провиденс[30] до Тринидада. Конечно, эта слава пахла порохом, ромом и кровью, но зато и ароматизировала большими деньжищами!

Надо признать, что эхо его подвигов долетело и до старушки Европы. Испанский посол при Сент-Джеймском дворе представил Великобритании раздражённую ноту протеста, типа уймите ваше хулиганьё! Но ему официально ответили, что капитан Блад не только не состоит на королевской службе, но и является осуждённым бунтовщиком и беглым рабом, так что если его католическое величество[31] его утопит, то получит горячую благодарность и даже одобрение со стороны короля Якова II, вплоть до почётной грамоты из Лондона и какого-нибудь значка на память!

Сам дон Мигель де Эспиноса – адмирал Испании в Вест-Индии – и его красавчик племянник дон Эстебан страстно мечтали захватить наглого авантюриста, чтобы непременно повесить его за шею на нок-рее своего корабля. Вопрос о скорейшей торжественной казни нехорошего Блада стал для них личным, узкосемейным делом. Месть – это святое для католика…

Осатаневший оттого, что был так легко обманут (больше недовесом золота!), дон Мигель не скупился на пустые, бесчеловечные угрозы в адрес кабальеро Педро Сангрия. Но грозное хвастовство адмирала ни капельки не пугало экипаж «Арабеллы». Капитан Блад не позволил своей команде долго бездельничать на Тортуге, решив сделать католическую Испанию иудейским козлом отпущения за все свои прошлые муки. И хотя, по сути, он тупо сводил старые счёты, но кто бы сказал, что у него не было на это морального права?

Однако лично я скажу: Англия была виновата больше. Но кто я такой, чтобы осуждать Питера Блада?! Тем более что ему моё мнение – ниже ватерлинии…

…Однажды, когда он в компании с Хагторпом и Волверстоном сидел, покуривая трубку, за бутылкой (второй-четвертой-пятой?) рома в прибрежной таверне, к их компании подошёл неизвестный тип в расшитом золотом камзоле из тёмно-голубого атласа, подпоясанном широким малиновым кушаком.

– Это вы тот, кого называют Ле Сан?[32] – развязно обратился он к Бладу. – Улыбнитесь, месье! Вас ведь не затруднит, а я хочу знать, с кем имею дело.

Капитан Блад молча взглянул на разряженного головореза. В том, что это был именно головорез, не стоило и сомневаться – достаточно было взглянуть на его быстрые движения и смазливо-красивое лицо с крючковатым орлиным носом и тонкими пошлыми усиками. Его изящная рука с грязными ногтями покоилась на эфесе длинной рапиры, на безымянном пальце сверкал огромный бриллиант, мочки ушей оттягивали золотые серьги, а на плечи спускались длинные немытые локоны маслянистых каштановых волос. Красава!

– Я жду, месье.

Капитан Блад отложил на стол трубку и ответил:

– Как правило, я показываю зубы только врагу. В крайнем случае стоматологу. Моё имя Питер Блад. Испанцы знают меня под именем дона Педро Сангре, русские – Петра Кровавого, а француз, если ему нравится, может называть меня Ле Сан. Мне лично абсолютно без разницы…

– А мне тем более, – хохотнул авантюрист и, не ожидая приглашения, пододвинул табурет к чужому столу. – Моё имя Левасер! Уверен, вы весьма наслышаны обо мне.

О да, это имя было известно всем! Левасер командовал двадцатипушечным капером, неделю назад едва не врезавшимся в пристань Тортугской бухты. Команда корабля состояла из вечно молодых, вечно пьяных французов, которые жили в северной части Гаити и ненавидели испанцев ещё сильнее, чем англичане. Впрочем, и англичан они (по привычке) ненавидели тоже. Да что говорить, они и друг дружку не очень-то жаловали, такой уж склочный народ эти лягушкоеды.