Вампиров не бывает

Конечно, нельзя, их же не бывает. Зато дураков и маньяков по Москве бродит полно. И у меня на диване сейчас сидит какая-то ненормальная.

— Глория, последний вопрос, — сдерживаясь, чтобы не ткнуть ей двумя пальцами в глаза, спокойно сказала я, подняв руку. — Вот этот перстень-печатка как-то повлияет на получение Елизаветой вакантной высокой должности?

Перстень золотой вязью огибал палец, я этот перстень почти отмыла. Времени на это потребовалось много, мыла тоже, и сложно мыть кольцо, не снимая его с руки, но я справилась. Перстень сначала оказался мне сильно велик, но потом я как-то к нему притерпелась, или пальцы вдруг отекли. Сейчас был почти впору. Не мешался, ни за что не цеплялся, и вообще вел себя тихо, скромно и незаметно. Я его уже не замечала. Иногда, правда, возникало желание поцарапать палец, но это, скорее всего, оттого что пришлось кровью печати ставить. Пройдет.

Глория отцепилась от меня и склонилась над кольцом. Я другой рукой взяла со столика кружку с горячим кофе. Если она попробует отнять мой перстень, плесну ей в лицо кипяточка, выскочу на лестничную площадку и заору. У нас соседи сердобольные, спят чутко, и меня спасут.

— Тебе этот перстень отдал Борис, — ударение она сделала на первом слове.

— Что вас удивляет?

— Он никогда не ошибался в людях.

— Теперь ошибся?

— Невозможно. Не могу в это поверить. И подумать о таком не могла.

— А вы сосредоточьтесь и подумайте вот о чем. Если Борис отдал печатку мне, то он что-то имел в виду, так?

— Он не мог назначить тебя своим приемником. Это исключено.

— Но Елизавету он тоже не назначил, ведь так? Но ей очень бы этого хотелось.

— Зачем он это сделал? — на лице Глории появилось какое-то детское обиженное выражение.

— Что сделал? Отдал печать мне? Вообще снял этот перстень, хотя знал, что без него умрет через считанные часы?

— Откуда ты об этом знаешь?! — подскочила Глория, скрючила пальцы, выдвинула челюсть, но ко мне больше не лезла.

— Только что догадалась! — возгордилась я. Это, конечно, выглядело невероятным, но логически в составленную мной картинку вписывалось. — И говорили они со мной — Борис с Елизаветой — какими-то полунамеками. Явно намекали друг на друга. Борис не отдал ей перстень. Она сама виновата, у нее все было, а от добра добра не ищут.

Моя назидательная речь Глорию не впечатлила, она какую-то свою мысль обдумывала, но ни к чему не пришла и вежливо, даже как-то подобострастно, спросила:

— Что вы теперь будете делать?

— Может быть, я захочу занять место Бориса…

— Сложно, но допустимо. Это связано со многими ограничениями, но и открывающиеся перспективы будут очень велики, — просветила гостья.

Мне разговор надоел, я пила кофе, поняв, что никто меня пока трогать не собирается. Пора бы уже гостям и честь знать. Мне вставать скоро и на работу, а еще надо себя после кладбища в человеческий вид привести.

— Глория, скоро утро, сейчас все поедут на работу, пробки…

— Да, — подскочила она с дивана. — Мне пора!

— И, Глория, не рассказывайте ничего Елизавете, — попросила я вдогонку.

Она обернулась уже у двери:

— Что же я должна ей сказать, по-вашему?

— То, что она хочет услышать.

Глория хищно мне улыбнулась, как бы намекая, что ничего хорошего Елизавета услышать обо мне не хочет, и передать не заказывала. Потом положила на полочку у входа траурную открытку и ушла. Что там за подарочек? Так, что пишут… С глубоким прискорбием извещаем… Траурная панихида состоится… Ну, понятно. Если после похорон Бориса будут поминки, то надо взять с собой специально приспособленную сумочку, и стырить что-нибудь моей кошке. Вдруг в этот раз рядом со мной поставят большое блюдо с мясной нарезкой?

В окно влезла кошка, помяни ее, но подходить ко мне раздумала, и прыгнула грязными лапами на вышитую Ксюшей салфеточку. Нет, нам обеим пора в ванную, а поделку постираю.

Отмыла лапы кошке, она почти не сопротивлялась, потому что я пообещала ей йогурт, заодно вычесала ей колтуны, застегнула новый ошейник от блох. Хотела потом подольше полежать в ванне, но Милка орала за дверью, требуя обещанный йогурт.

На работе как-то бесцельно крутилась весь день, не помню, чем была занята. Новый декан опять всех собрал, и ругался, что мы не выполняем вообще ничего, и как нас всех на работе держат. После этого тяга сеять разумное-доброе-вечное среди студентов иссякла у всей кафедры, так что студенты на всех парах строчили внеплановые самостоятельные работы и тихо роптали.

Вечерочком ожидаемо зашел Дмитрий. Хмурый, злой и усталый. Пешком, что ли шел от кладбища? Не дождался автобуса?

Перед тем, как его впустить в дом, я быстренько замотала палец с перстнем куском бинта. Перстень Дмитрий не видел, и не надо. Пусть думает, что я пальчик поцарапала.

Но Дмитрий меня не разглядывал и ни о чем не думал и не разговаривал. Он просто взял меня за шкирку, подтащил к окну, и моя рука вмиг оказалась пристегнута наручниками к батарее. Потом сел на диван и, наконец, улыбнулся. То, что я как дура сижу, пристегнутая к трубе, его устраивало. Зато у меня, в отличие от молчаливого сегодня парня было что сказать.