Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови

Прогулка вернула ему доброе расположение духа, и Уоррингтон с прежним пылом заговорил о новшествах, которые введет в своем поместье. Невдалеке от левого крыла находились развалины часовни, живописно поросшие мхом.Провал крыши затянул плющ. Мы вошли внутрь: между камней пробивалась трава, мхаздесь не было, зато стены во многих местах покрывал все тот же плющ. Смерть завладела здесь камнями, как прежде людьми. Странная красота руин настроила меня на задумчивый лад, но ничуть не повлияла на Уоррингтона. Он видел в разрушенной часовне лишь часть своего приобретения.

Мое внимание привлек один из камней пола; наклонившись, я обтер его пучком вырванной травы. На поверхности виднелись следы надписи, прочитать которую не удалось.

— Смотри. Оказывается, это могильные камни, — сказал я.

— Да, — достаточно равнодушно отозвался Уоррингтон. — Похоже, у Марвинов здесь было нечто вроде фамильного склепа. Все они тут и похоронены.

Уоррингтон продолжал разговор о своих планах. Я рассеянно кивал, но думал о другом. Аббатство Марвин казалось мне принадлежащим прошлому, и я не очень представлял, как Уоррингтон сумеет приспособить поместье к современной жизни. Должно быть, вместо миссис Бэтти появится внушительный дворецкий в ливрее, а по коридорам будут сновать горничные в белых чепцах. Почему-то мелькнула мысль: скорее аббатство Марвин подчинит себе чету Уоррингтонов, чем наоборот. И все равно, я отчасти завидовал своему приятелю. Окажись я хозяином этих старинных стен, я бы лучше нашел с ними общий язык.

Эту мысль я в шутливой форме высказал Уоррингтону.

— Не уверен, — засмеялся он. — Я тоже люблю старину. Мне всегда хотелось жить в каком-нибудь достойном месте, где есть традиции и ощущается влияние предков.

Мои слова ему чем-то польстили.

Однако за ланчем Уоррингтон вновь впал в раздражительность, теперь уже по иной причине. Он получил письмо от мисс Босанкет, которое, судя по недоуменному выражению лица, его немало озадачило. Морща лоб, Уоррингтон читал и перечитывал послание.

— Чертовщина какая-то, полная бессмыслица! — проворчал он. — Она предлагает встретиться, но, спрашивается, где? Я не могу понять, то ли мы должны ехать в Сент-Фарамонд, либо они собираются к нам. Взгляни, Хейвуд. Может, ты что-нибудь разберешь.

Я пробежал глазами строки, но не успел произнести и слова, как Уоррингтон разразился новой тирадой:

— Этих женщин не поймешь. Не умеют выражать свои мысли просто и последовательно. Столько слов, и ничего по существу. Видишь, и ты молчишь, поскольку ничего не понял. Представляешь, в какое идиотское положение мы попали? Если мы останемся здесь, они могут не приехать. А если поедем, то, чего доброго, разминемся.

Уоррингтон раздраженно прищелкнул пальцами.

Я радовался, что никак не замешан в случившемся. Уоррингтон ждал моего совета. Я предложил отправиться в Сент-Фарамонд и, если не застанем хозяев, написать записку с объяснениями и вернуться назад. Уоррингтон и слушать не захотел, сердито махнув рукой.

— Нет. Я останусь здесь. Не собираюсь попусту тратить время.

И резко переменил тему, обратив мое внимание на особенности убранства комнаты.

Босанкеты так и не появились, отчего настроение моего приятеля ухудшилось. Я понимал и его любовное томление, и импульсивность характера, но общество Уоррингтона начало меня тяготить. Он стал язвительным и колким, возражал, даже не вслушиваясь в смысл фраз. Дальше оставаться с ним мне не хотелось. Найдя предлог, я покинул его, оставив пребывать в одиночестве, а сам направился к развалинам часовни. День клонился к вечеру. Сквозь оконные проемы западной стены дул мягкий приятный ветер, шелестел в листьях плюща и раскачивал высокую траву. Я стоял среди этого островка покоя и вновь думал о судьбах тех, кто когда-то жил в аббатстве Марвин. Неожиданно мое внимание привлекла массивная мраморная плита. Солнечный свет падал под таким углом, что я сумел прочитать надпись на ее щербатой поверхности:

Здесь лежит тело сэра Руперта Марвина

Кроме почти неразличимых цифр, на плите больше не было ничего: ни принятого в ту эпоху перечисления заслуг покойного, ни стихотворных строк о бренности земной жизни. Я вертел головой, наклонял ее влево и вправо, щурился, пытаясь прочесть даты рождения и смерти. У меня получалось 1723 и 1745. Стало быть, под этим камнем покоился прах последнего Марвина. Меня всегда интересовали древности, а история этой усадьбы была не только давней, но и во многом таинственной. Я постарался запомнить имя покойного и даты.

Когда я вернулся, от дурного настроения Уоррингтона не осталось и следа. Приветливо улыбаясь, он извинился за свое поведение.

— Я был очень раздосадован, что не увижу Марион, — сказал он. — Когда-нибудь ты поймешь меня, дружище. Но завтра мы едем к ним.