Но мысли продолжали вертеться вокруг более чем странного поведения Уоррингтона — его как будто подменили. Насколько я помнил, он всегда вел себя учтиво и отличался уступчивостью. Лезть на рожон было не в его натуре. И вдруг — это дикарское поведение. Ну не мог же его характер беспричинно измениться за каких-то два дня. Тогда что явилось причиной? Болезнь? Сумасшествие? Мой гнев утих, сменившись искренней жалостью. Казалось бы, такие блистательные перспективы на будущее и вдруг — стремительная деградация. Возможно, он действительно серьезно болен, и болезнь, до поры до времени таившаяся внутри, теперь вырвалась наружу. А я посчитал это грубостью и рассердился. Мне стало стыдно. Я решил спуститься и поговорить с ним; ведь всего лишь вчера он умолял о помощи. Может, он инстинктивно цеплялся за меня, как за последнюю надежду?
Друга я нашел в библиотеке, где он сидел, уронив голову на стол. Графин с виски был почти пуст. Я взял приятеля за плечи и принялся энергично трясти, пока он не открыл глаза.
— Уоррингтон, тебе пора ложиться спать, — сказал я.
Он улыбнулся и наградил меня искренним благодарным взглядом — видимо, был не настолько пьян, как мне казалось.
— Нед, который теперь час? — спросил он.
Я ответил, что второй час ночи, и он резко встал.
— Должно быть, я заснул. Помоги мне добраться до спальни. Ноги что-то не держат. А ты куда исчез?
Я довел его до кровати. Уоррингтон кое-как разделся. Глядя на него, поддавшись нахлынувшему чувству, я вдруг сказал:
— Уоррингтон, не надо здесь спать. Идем в мою комнату.
— Дорогой друг, твоя комната — не единственная, — возразил он, глуповато хихикая. — В этом доме найдется еще с полдюжины спален.
— Ну так ложись в какой-нибудь из них.
Он покачал головой.
— Я буду спать здесь, — упрямо заявил Уоррингтон.
Я не стал его уговаривать: в конце концов, он здесь хозяин, — а тихо вышел и закрыл за собой дверь. Уже в коридоре, намереваясь вернуться к себе, я вдруг услышал., жалобный крик. Тихий, сдавленный, но очень отчетливый. Сразу же я вновь открыл дверь — мой приятель лежал в постели, а его тяжелое дыхание доказывало, что он спит и никак не мог издать этот странный крик. На столике возле кровати горел ночник, достаточно ярко освещая постель и отбрасывая причудливые тени на стены. Когда я повернулся, чтобы уйти, у меня за спиной захлопали крылья, и комната погрузилась во тьму. Гнусное создание, жившее под крышей, загасило свечу в ночнике. Уоррингтон перестал шумно дышать. В спальне угасли все звуки. И вновь тишина стала звенящей, а воздух — тяжелым. Я вдруг почувствовал, что какая-то неведомая сила овладевает мной. Какая и зачем — разумеется, об этом я не имел ни малейшего представления. Вокруг меня сжималось невидимое, но ощутимое кольцо. Мне стало жутко. Я выбежал в коридор, громко хлопнув дверью. Там я немного постоял. И вновь мне показалось, что я слышу тихий, печальный крик.
Я проснулся до рассвета, вынырнув из тяжелого, кошмарного сна. Птицы еще не ознаменовали своим щебетаньем новый день, и в садах вокруг аббатства стояла тишина. Выглянув из окна, я заметил темную фигуру, осторожно пробиравшуюся к развалинам часовни. Походка и силуэт немало меня удивили. Я наспех оделся и бросился вниз. Добежав до часовни, я замер: это был Уоррингтон. Он стоял, опустив голову, и как будто вглядывался в темную росистую траву. Я подошел и тихо опустил ему руку на плечо.
— Что ты здесь делаешь? — спросил я.
Он очумело посмотрел на меня. Сонные глаза заморгали.
— Это ты? — вялым голосом спросил он. — А я думал…
Он умолк, но потом заговорил снова:
— Почему ты здесь?
— Мне не спалось. Я выглянул в окно и увидел тебя. Подумал, может, ты преследуешь какого-то незваного гостя.
Уоррингтон избегал смотреть мне в глаза.
— Мне показалось, что я услышал крик. Отсюда. Крик о помощи.
— Уоррингтон, возвращайся в постель, — со всей искренностью предложил я.
Он молча взял меня за руку, и я повел его в дом. У двери своей мрачной спальни он остановился.
— Как по-твоему, такое возможно…
Он не договорил и открыл дверь. Я вошел следом. Уоррингтон сел на постель. Его взгляд был устремлен на зарешеченное окно, где проступал черный силуэт разрушенной часовни.
— Не надо об этом рассказывать, — вдруг произнес он. — Марион не должна знать.
Я рассмеялся каким-то нелепым смехом.
— Зачем скрывать? Тебя разбудил крик о помощи, и ты, как истинный джентльмен, выбежал узнать, в чем дело.
— И ты тоже слышал? — спросил он.
Не желая поощрять его странные фантазии, я покачал головой.
— Успокойся, я пошутил. Выспись как следует, и все твои кошмары уйдут.
Он вздохнул и лег прямо в одежде. Через минуту он уже храпел.
Я ожидал, что к завтраку Уоррингтон выйдет мрачным и угрюмым, но ошибся. На его лице не было никаких следов раннего приключения. Кажется, он начисто забыл о своей прогулке к часовне и держал в руках письмо, которое со смехом перебросил мне.
— Боже, попробуй понять этих женщин! — воскликнул он и хрипло расхохотался.