Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови

Дождь не прекращался. Ветер с бешенством бросал на стекло мокрые листья, а тяжелые капли добивали их, как любопытных мотыльков. Гевин иногда поглядывал на них, устав смотреть на свою спящую копию, но взор против его воли возвращался к кровати. Он опять видел эти тонкие запястья, длинные ресницы… Под вой сирены «скорой помощи», промчавшейся за окном, он заснул. А дождь все шел…

В кресле было не очень удобно, он поминутно просыпался и приоткрывал глаза. Существо выбралось из постели, вот оно стоит у окна, вот разглядывает себя в зеркало, а теперь шумит на кухне. Оно открывало кран — Гевину снилось море. Оно раздевалось — Гевину снилось, что он занимается любовью. Оно смотрело на него — Гевину на мгновение показалось, что он поднимается над крышами домов… Существо надело его одежду — он во сне пробормотал что-то о краже. Уже рассвело. По комнате, насвистывая веселую песенку, прогуливался он сам. Гевин очень хотел спать и уже не обращал внимания на то, что какой-то парень разгуливает в его одежде и живет его жизнью.

Наконец существо нагнулось, по-братски поцеловало Гевина в губы и вышло. Дверь тихо закрылась.

Прошло еще несколько дней — Гевин не считал сколько. Он безвылазно сидел дома и пил воду. Жажда казалась неутолимой. Пил и спал, спал и пил…

Его постель так и не высохла после того, как в ней лежал нежданный гость, но желания сменить простыни не возникало. Гевину нравилось лежать на влажном белье, сушить его теплом своего тела. Когда постель немного подсыхала, он принимал ванну в воде, которую не менял после ухода двойника, и возвращался, весь в темных холодных каплях. Холодная комната пропахла плесенью. Порой ему так не хотелось вставать, что он опустошал мочевой пузырь прямо в кровати.

И все еще, несмотря на ледяной холод комнаты, голод и наготу, смерть не приходила.

В шестую или седьмую ночь он проснулся с твердым решением покончить с бессмысленной жизнью. Не понимая толком, что собирается сделать, он бродил по комнате, как неделю назад бродила по ней его копия. Он останавливался у окна, у зеркала, откуда на него глядело жалкое подобие неотразимого Гевина. Снег проникал сквозь ставни и медленно таял на подоконнике.

Его взгляд неожиданно остановился на лежавшей у окна семейной фотографии. Существо тоже разглядывало ее тогда. Или ему все приснилось? Нет. Он ясно помнил темный силуэт на фоне окна и фотографию в тонкой руке.

Нельзя уйти из жизни, не попрощавшись с родителями. Может, после этого он сумеет умереть.

Он шел по запущенному кладбищу, одетый в старые брюки и легкую рубашку. Случайные прохожие отпускали едкие замечания, которые он игнорировал. Какое дело всем этим людям до того, что он идет к смерти босиком. Дождь то усиливался, то стихал, иногда переходил в мокрый обжигающий снег, но не прекращался.

Перед церковью, где шла служба, стояли яркие автомобили. Он заглянул внутрь. Хотя сырость проникла и туда, Гевину сразу стало теплее. Он увидел высокие своды, бесконечные ряды скамей, зажженные свечи. Он смутно представлял себе, где искать могилу отца, и медленно пошел мимо одинаковых надгробий. Гевин совершенно не помнил тот день, миновало уже шестнадцать лет. Все прошло как-то незаметно — ни слов о жизни и смерти, ни плачущих родственниц. Никто не отвел его в сторону, чтобы разделить испепеляющее сердце горе.

Могилу, скорее всего, никто не посещает. Гевин ничего не слышал о своих родных с тех пор, как ушел из дому. Сестре всегда хотелось уехать из этой «чертовой страны», хотя бы в Новую Зеландию. Мать, наверное, в очередной раз вышла замуж, бедняжка, или живет в жалком одиночестве. Гевин помнил ее истерические припадки.

Ну, вот он. В мраморной вазе стояли свежие цветы. Старика не забыли! Похоже, сестра пыталась найти здесь какое-то утешение. Гевин прикоснулся пальцами к холодному камню. Имя, даты, эпитафия. Ничего особенного. А что еще можно сказать об отце?

Он представил себе отца, сидящего у края могилы. Болтая ногой, старик приглаживал ладонью редкие волосы.

— Что скажешь, папа?

Отец не реагировал.

— Меня, наверное, долго не было?

— Ты сам сказал это, сынок.

— Я всегда был осторожен, как ты меня учил. По-моему, за нами никто не наблюдает.

— Чертовски рад.

— Мне так ничего и не удалось.

Отец аккуратно высморкался — трижды, как всегда. Сначала левую ноздрю, потом правую, потом опять левую. И исчез…

— Старый олух.

Раздался свисток проходившего невдалеке поезда. Гевин поднял глаза. В нескольких метрах перед ним абсолютно неподвижно стоял… он сам. В той же одежде, которую он взял, уходя из квартиры. Она стала грязной и потрепанной. Но кожа! Такой прекрасной кожи никогда он у себя не помнил. Она почти светилась в промозглом осеннем воздухе, а слезы на щеках двойника еще больше подчеркивали совершенство черт.

— Что с тобой? — спросил Гевин.

— Ничего особенного. Я всегда плачу на кладбище.

Переступая через могилы, он направился к Гевину. Под его ногами скрипел песок, пригибалась жухлая трава. Все было так реально.

— Ты бывал здесь раньше?

— Да, много раз… в течение многих лет.