Вампирский роман Клары Остерман

ИЗ ДНЕВНИКА КЛАРЫ ОСТЕРМАН

Не знаю какой сегодня день. Наверное, наступил месяц лютый.

Очнулась в своей постели. Сейчас уже светло, но, когда я открыла глаза, ещё стояла глубокая ночь. Моя дверь распахнулась…

Нет-нет, я неправильно рассказываю. Возможно, только этот дневник и сообщит правду о том, что со мной случилось, если они…

Послышалось, что они входят в мою спальню.

Нужно записать всё по-порядку, но свет уже совсем тусклый. Боюсь зажигать свечи. Пусть они решат, что я сплю. Неизвестно, что они сделают, если узнают, что я пришла в себя. Слышно тяжёлые шаги за дверью. У них такие рычащие голоса. Слов почти не разобрать. Они и не говорят почти. Только гр-р-р…

И скрежет за стенами. И шорохи. Чем темнее, тем громче слышно, как что-то шевелится прямо за стеной… или в стене? И десятки тонких голосов пищат. Пару лет назад в усадьбе завелись мыши, но папа их всех потравил, и с тех пор ни одной не замечали. Но даже тогда скрежет раздавался только из одного угла, а сейчас разом отовсюду.

Тороплюсь дописать, сидя на подоконнике, пока ещё есть свет, хотя очень дует, а зимой день слишком короткий.

Усадьба кажется совсем обезлюдевшей. Боюсь, я осталась совсем одна, наедине с ними.

Всё случилось… когда? Не помню уже, всё так смешалось и запуталось. Даже не знаю, какой сегодня точно день.

Была поздняя ночь, и на улице разыгралась снежная буря. Меня знобило, я лихорадочно металась по спальне, кидала вещи в саквояж и вынимала их обратно. Мне так хотелось забрать с собой всё, каждое свидетельство своей счастливой беззаботной жизни в Курганово. Папенька выразился предельно ясно: мы уезжаем навсегда, обратно не вернёмся или вернёмся очень не скоро. Нужно спешить.

Помню, что ужасно распереживалась из-за Мишеля, даже разрыдалась, не желая оставлять его одного. Кто ещё поможет ему, если все остальные покинули? Профессор Афанасьев приезжал, но в итоге быстро сдался и вернулся в столицу. У него осталась только я.

Но нужна ли я ему?

Помню, злилась на Соню. Было поздно, она уже отправилась в постель, но я никак не могла застегнуть все пуговицы на своём дорожном платье, воротник то и дело расстёгивался. И куда-то подевалась моя муфточка, не могу же я отправиться в дорогу зимой без муфточки.

А ещё саквояж. Мне казалось, я живу очень скромно, довольствуюсь малым. Все книги в основном брала из библиотеки графа, своих редко покупала. Украшений у меня почти нет, разве что унаследованные от матушки, и милая брошка, полученная в подарок на прошлые именины от Николя и его бабушки. Но тут, когда пришлось собираться в дорогу и уезжать надолго, а то и вовсе навсегда, выяснилось, что вещей у меня, наоборот, слишком много, и их никак нельзя унести в одном-единственном саквояже.

Внизу ругались. Я почти не видела графа с тех пор, как заболела. Он ослеп, и, как рассказала Соня, целыми днями сидел в библиотеке и ни с кем не хотел разговаривать.

Они с отцом ругались. Никогда прежде не слышала, чтобы они хотя бы просто спорили. Графу никто не смеет перечить, и мой осторожный деликатный отец тем более. Но тут они начали кричать друг на друга так яростно, что я оторопела, заперлась в своей спальне и даже не посмела выйти.

А потом раздался выстрел.

С криком я выбежала на лестницу. Но от болезни тело моё совсем ослабло. Ноги подкосились, и я упала, прокатилась по ступеням.

Помню только голоса отца и Сони. И кровь на своих губах. Это чахотка! Теперь я знаю наверняка, потому что зашлась страшным кашлем и никак не могла остановиться. Кровь, кашель, а в глазах черным-черно.

А потом я резко пришла в себя уже в постели. Дверь с грохотом распахнулась, на пороге возник мужчина с револьвером. Было очень темно, только из коридора лился слабый свет.

Незнакомец подскочил ко мне, я завизжала. Плохо помню, что произошло. Мне ужасно стыдно за своё поведение, но никак не получалось перестать кричать, и я визжала, как визжат маленькие избалованные дети, лупила руками, кажется, даже кусалась, пока меня не схватили и буквально пригвоздили к матрасу.

– Где доктор Остерман?! – гаркнул незнакомец.

От него повеяло морозом. И я обмерла, уставившись во все глаза, не в силах ничего сказать.

– Где доктор?! – повторил он.

– Внизу, с графом, – только и смогла пролепетать я и вдруг вспомнила про выстрел, про кровь.

– Где граф и доктор?!

– Я не знаю!

– Имя!

– Что? – пискнула я, едва не теряя сознание от страха.

– Как звать?!

– К-к-клара… Клара Остерман, – голос мой настолько ослаб, что я не уверена, можно ли было вообще расслышать ответ.

Но незнакомец так же резко отпустил меня, почти бросил на кровать, и я тут же вскочила с постели, совсем будто перестав бояться незнакомца с револьвером, отшатнулась от него, по стенке подбежала к двери и кинулась обратно к лестнице.

– Куда?! Стоять!

Он кричал что-то ещё, может, даже угрожал, но в голове моей творилась такая кутерьма, и разум полностью поглотили чувства. И все мысли, все переживания были только об отце, и больше ни о чём.