Вампирский роман Клары Остерман

А там, на первом этаже у самых дверей в усадьбу стояло человек десять – все вооружённые мужчины в шинелях. Я плохо разбираюсь в военной форме и всяком таком, но сразу поняла, что это сыскари.

Громко топая сапогами – ох, эти тяжёлые шаги заставили меня вздрагивать от каждого звука, – незнакомец из моей спальни подбежал со спины, схватил за локоть, останавливая на самом краю верхней ступени.

– Не стрелять! – велел он остальным. – Это дочь доктора.

Мужчины внизу взирали на меня недоверчиво, с любопытством. А я, растерянно переводя взгляд с одного на другого, никак не могла понять, что случилось.

И тогда я перевела взгляд на того, кто удерживал меня. Он такой колючий, с тёмными злыми глазами, с коротким ёжиком волос, квадратным каким-то очень уродливым подбородком, который обычно рисуют великим полководцам, и крысиным носом, впился в меня взглядом.

А я точно девица из любовного романа настолько переволновалась (думаю, виной всему в первую очередь моя таинственная болезнь), что вдруг лишилась чувств.

Со мной что-то происходит.

Мне снова стало плохо и стошнило кровью прямо на дневник. Я потеряла сознание за письменным столом, где и сидела, а очнулась уже в постели. Не стала вырывать эту ужасную страницу. Пусть, пусть она сохранится как свидетельство последних дней моей жизни.

Кажется, я умираю.

Во сне мы танцевали. Вальсировали так легко, словно снежинки. Никогда не танцевала на балу. Но мой принц… он столь прекрасен, галантен и изящен. С ним я совсем не боялась оступиться или сделать неверное па – так ловко он вёл в танце.

Пели звёзды, и снег переливался бриллиантовой россыпью, пели хрустальные люстры на ветру, а мы кружили, кружили в танце.

И во сне почему-то была Соня. Она подпевала нам, хлопала, радуясь нашему танцу, а потом вдруг начала плакать. Это ужасно меня разозлило. Всё было так прекрасно, и вдруг её непонятные слёзы. Принц запретил ей плакать и расстраивать меня.

Как же хорошо. Никогда в жизни не ощущала себя настолько хорошо.

Не знаю, какой сегодня день.

Нужно собраться. Чтобы поддерживать разум ясным, продолжу вести дневник.

С момента моих обмороков (и первого, и второго) прошло уже много времени. Несколько раз заходил этот колючий солдафон. Он очень неприятный, что по манере общения, что внешне. Волосы короткие, точно у преступника, глаза такие же колючие, злые, тёмные. У Мишеля тоже глаза карие, но тёплые, как солнечный осенний день, а у этого почти чёрные, злые, очень противные. Брови вечно сведены на переносице, челюсть квадратная, огромная, как у простолюдина. Впрочем, может, в сыскари набирают уже из кметов. Чтобы были злее и не жалели благородных господ.

Он несколько раз пытался заговорить со мной, расспрашивал про отца и графа, но я или притворялась спящей, или так тихо и невнятно лепетала, стараясь казаться совсем слабой, что после нескольких попыток он оставил меня в покое.

Но сыскари никуда не делись, по-прежнему ходят по усадьбе, переворачивают вещи, передвигают мебель, всё делают очень шумно. Крепостных не слышно. Кажется, они все разбежались, даже Соня.

Поесть мне приносит этот с челюстью.

Клара, милая, что происходит?

Несколько дней пытаюсь попасть к тебе, но в усадьбе теперь одни сыскари, к тебе не пускают. Надеюсь, хоть эту записку получится передать через Соню.

Как с тобой обходятся? Я написал голове Орехово с требованием немедленно освободить тебя.

Анна Николаевна настаивает, чтобы ты остановилась у нас.

Ужасно, что доктор Остерман и граф Ферзен пропали, но, учитывая всё ими содеянное, может, это даже к лучшему?

Ни о чём не тревожься. Ты не одна. Мы всегда поддержим и поможем. Я помогу. Я твой самый верный друг, Клара, и во всём и всегда ты можешь на меня положиться.

Прошу, попробуй дать мне сигнал. Зажги свечу на подоконнике сегодня вечером в двенадцать, если ты в порядке. Сыскари должны будут спать к этому времени, и я проберусь поближе к дому.

Твой Николя.

ИЗ ДНЕВНИКА КЛАРЫ ОСТЕРМАН

Днём я подкралась к окну и наблюдала, как несколько сыскарей ходили к сожжённой оранжерее, долго не возвращались. Если они и надеются что-то там найти, то зря. Пожар всё уничтожил – это точно. Я же пыталась сама пробраться внутрь, хотела найти что-нибудь, что поможет Фёдору Николаевичу доказать вину графа…