Вампирский роман Клары Остерман

– Возможно, тебе стоит напиться допьяна, Клара, – задумчиво произнёс Тео, забрал у меня кружку и сам сделал глоток. – Это пойдёт тебе на пользу.

– На пользу?

Если бы мой отец видел, как я пью самогон и пляшу с фарадалами вокруг костра, то пришёл бы в ужас. Приличные девушки не должны напиваться. За ужином считается подобающим пригубить немного вина, может, выпить бокал в праздничный день. Но чтобы напиваться…

– Ты такая правильная, Клара. – Тео вновь сунул мне кружку, и я послушно схватила её обеими руками. – Застёгнутая на все пуговички. – Он пробежался пальцами по моему воротнику, и вправду плотно застёгнутому до самого горла.

– Так холодно же…

– Ты настолько правильная, настолько идеальная. – Он присел ближе, и дыхание коснулось моего лица. – Волосок к волоску. – Чужие пальцы оказались в моих волосах, и я почувствовала, как Тео вынимал шпильки из причёски. – От твоего совершенства аж тошнит.

Едкие слова заставили меня отшатнуться.

– Что плохого в совершенстве?

– Живые люди не бывают так идеальны, Клара, – прошептал он, продолжая расплетать мою причёску, и я ощутила, как копна тяжёлых волос упала на спину. – Только мёртвые достигают совершенства. Ты бывала на похоронах?

– Нет…

– А я был. Не раз. Хоронил мать и отца, всех младших братьев и сестёр. – Он говорил ужасные, горькие вещи, от которых мурашки бежали по коже, но я… тяжело это объяснить. Наверное, причиной тому алкоголь и усталость. Нервы. Но… его слова столь же сильно пугали меня, сколь и возбуждали.

Я не должна даже писать таких слов.

– Мёртвые в своих гробах прекрасны настолько, насколько никогда не бывали при жизни, – шептал Тео. Губы его оказались совсем рядом с моими. – К похоронам их омывают, наряжают и красят с помощью грима. Они становятся непохожи сами на себя – грязных, злых, уставших и ворчливых, вечно недосыпающих и голодных. Но в гробу они не улыбаются, поэтому не видно их беззубого рта. На всегда бледных щеках появляется румянец. А под глазами, где при жизни всегда синели тени, кожа закрашена отбеливающим кремом. Волосы прибраны. Как у тебя, – произнёс он нежно и вдруг оставил лёгкий поцелуй на моей щеке. Я оторопела, растерялась и настолько смутилась, что совсем не знала, что делать. – Волосок к волоску.

С этими словами Тео отстранился, забрал у меня кружку и вложил в ладонь ворох шпилек. Я, не задумываясь, сжала их в кулаке.

– Так-то лучше, – оценил Тео, оглядев меня с головы до ног. – У тебя слишком красивые волосы, чтобы их скрывать.

– Вовсе не красивые, – пробормотала я. – Вот у Настасьи Васильевны были очень красивые волосы. Тёмные, как вороново крыло.

Тео хмыкнул каким-то своим мыслям. Я не стала спрашивать, что смешного он услышал. Или его просто так веселит моя манера выражаться по-книжному? Демидов точно поехидничал бы по этому поводу.

– У Лесной Княжны тоже очень красивые волосы, – внутри всё ухнуло вниз, стоило только вспомнить ту, кому меня предпочли. – Длинные, светлые. В них вплетены совиные перья. Когда она бежит, кажется, что за её спиной два огромных крыла… а у меня. Так. Обычные волосы.

– Мне очень нравятся, – произнёс Тео. – Особенно когда они распущены.

И пусть стоило ему сказать такую мелочь, я ощутила, как в груди разрастается тепло, но я всё же попыталась возразить:

– Неприлично так ходить. Это… непристойно.

– Здесь, в фарадальском лагере, вряд ли кто-нибудь осудит тебя. – Тео обвёл взглядом поляну и всех, кто собрался вокруг костра этой ночью. – Здесь люди по-настоящему свободны. И несовершенны. Приглядись. – Он обвёл рукой поляну, и я невольно проследила за ним, рассматривая мужчин и женщин.

Фарадалы в большинстве своём ведут почти нищий образ жизни, и это бросается в глаза, как бы ярко ни блестело золото их колец и серёг, как бы ни пестрели их платки и юбки. Даже у молодых людей впалые щёки и отсутствуют зубы. Они выглядят изнурёнными и больными. Впрочем, вряд ли жизнь всегда в дороге даётся легко. Особенно зимой.

– Никто из них не пытается быть совершенным, – продолжил Тео. – Напротив, я бы сказал, что здесь немало уродов. Но в них есть жизнь, – он заглянул мне в глаза и подмигнул. – Со всеми её изъянами, шероховатостями и недостатками, но очень… яркая, – он протянул последнее слово с особым жаром, отчего я невольно вздрогнула, – страстная, горячая… желанная.

И я, наконец, увидела то, чего не замечала прежде. То, что заставило Виту сторониться Тео, то, что насторожило всех в лагере, кроме меня, – великой слепой.

– Ты… ты чёрный… внутри, – пробормотала я поражённо. – В твоей груди…

– Тс-с, – он коснулся дна кружки и заставил меня поднять её ко рту. – Лучше выпей ещё. Ты не знаешь, что говоришь, Клара.

Я знала, я точно знала, но алкоголь и ночь кружили голову.

– Я не понимаю…

Терпкое вино коснулось языка и заставило замолчать, пока я делала пару глотков.

– Мёртвые почти приравниваются к святым в нашей памяти. Мы забываем всё плохое, всё низменное, глупое, жалкое или жестокое, и остаются только самые счастливые, самые светлые воспоминания. Как о твоей матери…

Я поперхнулась. Не помню, чтобы рассказывала Тео о своей матери.

– Она…