Вампирский Узел

Herr Майлс. Вам звонили по телефону. Вас не смогли разыскать. Карла Рубенс, из Калифорнии. Просила вам передать, что вам угрожает опасность и что это очень серьезно. Просила, чтобы вы с ней связались как можно скорее. Вам угрожает опасность.

Что это значит, хотелось бы знать? Он звонил этой женщине два — нет, три — раза, и она бросала трубку, даже не дослушав его до конца. Она не хотела ему помогать… и вот теперь — это отчаянное предупреждение. Бред какой-то…

Но она с этим мальчиком! А мальчик — само воплощение зла! Как говорит фрау Штольц. И тому вроде бы есть подтверждения. В конце концов, в ту кошмарную ночь в часовне они вызывали именно злого духа.

Нет. Ей нельзя доверять.

Он поднял дирижерскую палочку.

Может быть, в последний раз?

Эта мысль приходила к нему и раньше. Уже не раз. Но шаг, который он должен сделать сейчас, — последний шаг в долгом пути от горящего дома, когда он попал в руки к Фрэнсису Локку и столкнулся лицом к лицу со сверхъестественным существом в университетской часовне Святой Сесилии… этот шаг уведет его прочь от музыки.

Тогда он бежал от огня.

Но теперь он не станет бежать.

Он пройдет сквозь огонь прямо в объятия темноты.

По мановению его руки пространство наполнилось музыкой. Музыкой дикого леса и темной реки, откуда должны появиться искусительницы-русалки — прелестные девы Рейна.

Постепенно он начал осознавать… некий новый огонь, жгущий его изнутри. Неужели он снова стал молодым? Он погрузился в музыку леса и увидел в ней новые, неожиданные нюансы. Оркестранты начали удивленно поглядывать на него. Они уже не смотрели в ноты. Они следовали тому ритму, который задавал им Стивен. Его охватила пьянящая радость. Именно так он мечтал творить музыку — еще маленьким мальчиком, который заснул в кресле у камина в доме на Уоркворт-стрит в Кембридже… Он не смотрел на мониторы — не хотел видеть испуганные лица певцов…

Потом была сцена охоты, потом — смерть Зигфрида; погребальная процессия, болезненный рваный ритм хора плакальщиц, который врывается в музыку, захлебываясь скорбью. Потом — только музыка, без голосов. Здесь Стивен полностью спустил себя с тормозов. Он вычерчивал резкие дуги героической темы и обрушивал лавины похоронного звона, как будто сам кого-то душил… он совсем не устал, хотя раньше всегда уставал к финалу. Музыканты играли так, как будто читали его мысли, потому что следить за движениями его палочки — все более дикими и исступленными — было уже невозможно.

Теперь — сцена огненного погребения. Он взглянул на мониторы. Огонь уже разгорелся. Огонь! Брунгильда поет о героизме, о грядущей гибели мира и о спасении любовью… Она седлает коня и бросается в пламя… громадные вентиляторы шевелят целлофановые полоски огня… маскирующий холст убирают, и теперь само небо охвачено пламенем, и небо, и боги на тронах Валгаллы, и мир умирает в огне…

Огонь! — думает Стивен. Огонь — самое красивое, что есть на свете. Полыхающий дом родителей — огонь, в котором сгорело его детство. Огонь, который уничтожает целые города и даже целые миры… он уже не дирижирует музыку. Он впал в неистовство и дирижирует пламенем.

А потом — как-то уж слишком быстро, почти неожиданно — тема «спасения любовью» срывается со струнных, как горный ветер. И финальный аккорд… и он держит его долго-долго, не желая его отпускать, держит на грани срыва, он знает, что зрительный зал уже готов взорваться аплодисментами, но все равно держит дрожащую ноту… ре-бемоль… держит, пока она не превращается в зыбкое эхо, и…

Палочка падает из руки.

Смутно, словно издалека, он слышит аплодисменты.

Он не спускается с дирижерской кафедры.

Концертмейстер встает и шепчет ему на ухо:

— Я и не думал, что вы так глубоко понимаете Вагнера, Herr Майлс. Они просто раздавлены. Знаете, что скажут критики? Они скажут, что вы совершили прорыв к величию. Наконец. Они вас вызывают, Herr Майлс. Не Брунгильду, не Зигфрида — вас. Это беспрецедентный случай…

Он не отвечает. Он просто стоит, вперив взгляд в пространство. Наверное, вид у него безумный, потому что концертмейстер нервно дергает себя за бороду и отходит. Стивен берет записку о звонке Карлы и медленно рвет ее на мелкие кусочки.

— Вы понимаете, Herr Майлс, — говорит гобоист, который подходит его поздравить, — что вас скорее всего пригласят сюда и на будущий год… и уже не на замену кому-то другому.

— Я сюда не вернусь.

Аплодисменты все громче, они уже оглушают.

— Я еду в Таиланд, — говорит он, — чтобы победить и уничтожить то, что когда-то помог сотворить.

Они не поняли, о чем он говорит. Они пожали плечами и оставили его в покое.

Наверное, надо выйти к зрителям, думает он.

Он закрывает глаза и видит огонь.

память: 1947

Темно. Очень темно.

Его глаза открыты.

Он под землей. Сквозь стенки гроба он слышит, как в земле копошатся черви. Где-то вверху — далеко-далеко — шумит дождь. Темно. Очень темно. Он знает ее, эту тесную темноту. Он ее знал столько раз… но так и не смог к ней привыкнуть.

Он слушает.