Вампиры – дети падших ангелов. Танец кровавых ма­ков

Лайонел напряженно кивнул, с неведомым раннее ужасом ожидая, как она сейчас скажет ему, что готова вернуться к Вильяму. И наверно, впервые совсем не думал, каково будет его гордости, когда он скажет и пообещает ей что угодно, лишь бы она осталась. Понял, как глупо было сравнивать ее с братом. Конечно, она слабее, наивнее, и он должен, просто обязан был делать ей скидку, всегда и во всем. Потому что бесконечно, со всей одержимостью, на какую способен, любил ее.

Ресницы девушки дрогнули.

— Я приготовила ее раньше… сейчас я уже не помню всего.

— Сути будет достаточно, — вздохнул Лайонел. Она подняла на него несчастные глаза.

— Я не могу без тебя жить. Такая суть.

Он прокручивал в голове услышанное, а девушка совсем сникла, заметив:

— Ты насмехаешься?

— Нет… нет. — Он улыбался и, наверно, в целом свете, ни в одном языке, известном ему, не существовало слов, сказавших бы о его чувствах больше, чем сейчас сказала она. Однажды такие слова он уже слышал от нее. Тогда она стояла на подоконнике окна в своей комнате и грозилась выброситься. В тот раз они звучали по-другому и скорее раздосадовали. А сейчас стали незаслуженным, но самым лучшим вознаграждением. Лайонел всматривался в туманно-серые глаза и видел осень в своем любимом городе, когда асфальтовые дорожки мокрые от дождей, а листва на деревьях пышно-рыжая. Он не мог поверить и до конца осознать, что возможно чувствовать так раздирающе глубоко и безнадежно одержимо.

Молодой человек медленно расплел косички на ее осенних волосах и просто сказал:

— А я не могу жить без тебя.

Улыбка, недоверчивая, нежная, преобразила ее личико. Каких-то несколько месяцев назад, увидев эту девочку впервые, он мог долго перебирать в уме нелестные эпитеты, характеризующие ее внешность. А сейчас был не в силах перестать постоянно любоваться ею. Ему нравилось в ней все, и часто приходилось подавлять в себе необузданное желание прикасаться к ней, обнимать, целовать. Он боялся показаться навязчивым, слишком влюбленным, зная, что чувства — это средство для манипулирования, оружие. И вложить его в руки, даже любимые, было опасно.

Катя приподнялась, отряхнула с себя кровавые ошметки лепестков и, раскрыв ладонь, показала ему белый лепесток.

— Нашла такой… — и тихо прибавила: — У меня, кажется, сегодня день рождения.

Лайонел опустил глаза, не способный вымолвить хотя бы тривиальное: «Я не знал». Он должен был знать и помнить.

Она спросила:

— Ты сердишься на меня из-за крови?

Он подал ей бутылку.

— Нет, не сержусь.

— А где ты пропадал так долго?

Ему было стыдно, но он честно ответил:

— Просто сидел на берегу залива Фёрт-оф-Форт.

— Ты не хотел возвращаться?

Молодой человек грустно усмехнулся, взял ее руку и поцеловал.

— Я не заготавливаю речей, попробую экспромтом, хорошо?

Она кивнула.

— Ты говоришь, я вернулся за тобой, чтобы самоутвердиться. — Она хотела возразить, но он прижал палец к ее губам. — Помнишь, что Вильям сказал тебе, когда вы танцевали?

— Нет, — огорченно покачала головой девушка.

— Он сказал, что любит тебя.

— Ах да, — все еще не понимая, к чему он ведет, моргнула Катя.

Лайонел устремил взгляд на горизонт и тихо промолвил:

— Я не позволил тебе ответить ему, не дал сделать выбор. Потому что пока вслух не было произнесено ответное «люблю», ты принадлежала мне и обещала ждать. Я думал, мне все равно, что именно ты ему тогда не сказала. Но теперь меня это убивает. Следовало подождать лишь пару секунд, но я, как ты заметила, привык владеть. Думал, самое главное заполучить тебя, а с остальным разберусь потом. Вот только я не учел, что нельзя разобраться с тем, чего нет. Ты не сделала выбор, не успела ответить Вильяму. Ничто теперь уже этого не изменит. Я не узнаю, по своей воле ты ушла со мной или нет. А все оттого, что я никогда не ставлю цель играть честно, моя цель — победа. Трофей, может, для тебя звучит оскорбительно и обидно, но не будь ты трофеем, ты не была бы моей. Победители не смотрят под ноги, по сторонам, они никого и ничего не замечают, кроме блеска золотых кубков. Нечестная игра — не помеха победе, но триумф ее отравлен. — Лайонел взял с ее ладони белый лепесток. — Каждая девушка мечтает, чтобы ее рассмотрели в толпе, выделили и полюбили. Но это история не про меня, это Вильям рассмотрел тебя в толпе, он выделил тебя, полюбил и показал мне. С тобой он был первым во всем, а я вторым. Если с этим я готов смириться, то мириться с твоей малейшей неуверенностью в своем выборе не могу.

Катя накрыла его руку своими пальцами.

— Вильям ведь тоже не играл честно, он…

— Он лицемер! — жестоко оборвал ее Лайонел. — Мой брат полагает, что если прикрываться святостью намерений, то в рай можно въехать на карете, запряженной хоть самим Иисусом. Разница между моей нечестной игрой и его лишь в том, что он не считает свою таковой. И он еще смеет меня осуждать. А я не осуждаю, я презираю. Меня нисколько не заботит, как я с ним поступил, я бы сделал это снова, только на несколько секунд позже, чтобы позволить тебе выбрать самой.

Девушка порывисто обвила рукой его шею и, прижимаясь губами ко рту, зашептала: