Вампиры – дети падших ангелов. Танец кровавых ма­ков

— Я ушла бы с тобой, даже если бы ты его убил… И мне хочется умереть при мысли, какие страшные вещи я простила бы тебе. Я боюсь, в любой миг ты способен причинить мне боль и мне не останется ничего иного, как молча сносить ее, потому что отказаться от тебя я не в силах.

Лайонел обхватил затылок девушки и опустил ее на траву. Они боялись одного и того же — заставить друг друга страдать. Казалось бы, выход очень прост — осторожнее обращаться с драгоценными хрупкими чувствами, но, зная себя и зная ее, он понимал — все будет куда сложнее.

Мягкость и податливость ее губ оттеснили его мысль о том, что их ждет впереди. Хотелось оставить лишь этот миг, закрыться в нем, как в пустой комнате, где кроме них — никого.

Молодой человек неторопливо развязывал золотистый шнурок на нежно-зеленом корсаже, с трудом сдерживая себя, чтобы не разорвать ткань от нетерпения. Столь яростной страсти к кому-то он не испытывал очень давно, а может даже, именно такой — никогда. Желание, похоть в мужчине могла пробудить любая красивая женщина, но то, что испытывал он, было не просто физическим влечением, а чем-то непостижимым. Близость с этой девушкой он назвал бы единением душ, будь у него душа. Рядом с ней его глухое ко всему сердце жило, оно кружилось, кружилось в танце, словно одурманенное от счастья.

Ее ладони нежно скользили под рубашкой, иногда задерживаясь на пояснице. Чего только не делали с ним женщины за его жизнь и бессмертие, а дрожь внутри вызывали лишь застенчивые ласки совсем еще невинной девчонки. Ему хотелось раствориться в ней, пролиться на нее водой в страшную жару и впитаться в кожу, в каждую клеточку тела…

Последнее, что он услышал, как Катя вскрикнула, затем ему стало легко-легко. Неприятные секунды сопротивления ткани собственной одежды, ее платья — и он стек на кожу. Прикасаться к ней, ощущать всю разом под собой, проникать в нее было несравненным блаженством. То же самое, что поцеловать ее всю за какую-то долю секунды, не пропуская ни миллиметра. Катя села и, смеясь, сказала:

— Лайонел, если ты хотел остудить мой пыл, у тебя получилось. — Она смахнула со щеки капли воды и сняла с себя его мокрую одежду.

— Прости, не сдержался, — на вздохе промолвил молодой человек, собравшись в водяной столб и обретая прежнюю форму.

Девушка с таким восхищением смотрела на него, что он вдруг показался себе мальчишкой, который показывает понравившейся девочке глупые фокусы. Потемневшие от воды волосы спиралями спускались на грудь, прилипнув к тонкой изящной шее и груди. Катя показалась ему сейчас еще более маленькой, хрупкой. И у него легонько сжалось сердце от нежности к ней и точно дыхание перехватило. Он мог бы целую вечность носить ее на руках, крепко прижимая к груди, лишь бы предоргазмовая дрожь внутри от одного взгляда серых дождливых глаз, не кончалась. Лишь бы по-прежнему чувствовать себя живым, по-настоящему живым.

— А каково это, — спросила она, — когда превращаешься?

Лайонел лег на спину, заложив руки за голову и, глядя в алое закатное небо, признался:

— Это потрясающе. Выход из тела сам по себе доставляет огромное наслаждение, он подобен тысяче оргазмов, полету с огромной высоты, глотку свежего воздуха после ужасной духоты и еще немножко похож на первое купание голышом. — Он приподнялся и одним движением притянув девушку, положил на себя. — Выйти из своего тела, чтобы войти в твое — это самое фантастическое, что я когда-либо испытывал.

Она засмеялась и, положив локти ему на грудь, опустила на них подбородок.

— Мне хотелось бы испытать когда-нибудь. А ты можешь превратиться в огонь?

Молодой человек помолчал.

— Я могу стать снегом, дождем, градом, туманом, ветром… огонь не моя стихия.

— Да, и правда. — Она провела ноготком по его шее. — Превратись ты в огонь, все твои Антарктиды давно бы растаяли.

Лайонел непонимающе вскинул брови, она же прижалась ухом с той стороны, где молчало его сердце, и тихо сказала:

— Все-таки оно ледяное. А растает — и конец…

Он улыбнулся, погладив ее по уже почти сухим мягким волосам.

— Ну раз так, тогда ты меня медленно убиваешь, моя огненная девочка.

* * *

Они смотрели на ночной город с высоты трехсот метров, сидя на перилах Эйфелевой башни.

Анжелика, одетая в черное вечернее платье, украдкой бросала взгляды на своего собеседника, снова и снова отмечая, как он мужественен и хорош собой. Их роман, стремительно начавшийся на лестнице в доме Вик Талилу, уже неделю не сходил с первых полос всех газет.

А сегодня они вдвоем сбежали с очередного приема, подарив любопытствующим новые поводы для сплетен.

Морган взял с перил бокал, наполненный кровью, и, пригубив, сообщил:

— Пару часов назад один друг сказал, что мое дальнейшее нахождение в Париже нежелательно.

— Ферран, — задумчиво протянула Анжелика и, обеспокоенно поинтересовалась: — Он же не может тебя выгнать?

— Как официальный правитель города, конечно, может.

— Он не посмеет! — задохнулась от возмущения девушка. — Разве у тебя нет разрешения старейшин на деятельность в любом городе мира?

— Есть. — Нориш усмехнулся: — Но завтра я еду в Пикардию[12].