Вампиры: Когда ночь сменяет ночь Книга 2 (СИ)

— Этой стерве знаком запах твоей крови. Она ещё может напасть на след?

— В нашем мире — нет, и в мире людей он затеряется через пару ночей…

Я вдруг обратила внимание на учащённый стук его сердца.

— Оно бьётся… до сих пор?

Эдред с фанатичным обожанием и восторгом всматривался в моё лицо.

— Прошу тебя, не смотри на меня так… Я бы не оставила там никого. Разве что твоего наставника.

— Теперь ведь ты снова будешь приходить ко мне, правда?

— Если не будешь выслеживать меня в нашем мире. И никаких пиктограмм! Иначе, клянусь, в следующий раз я распотрошу тебя сама…

Умильно улыбаясь, Эдред попытался меня обнять, но я уже закружилась в вихре… и понеслась к Доминику. О том, что с ним творится, не хотелось даже думать. Я ведь задержалась почти на сутки, и он не мог не чувствовать, что пролилась моя кровь — пусть и немного. Но дом, к моему удивлению, был пуст… Может, Доминик в нашем мире? Я схватила сосуд с освящённой землёй, собираясь очертить круг, как вдруг за спиной зазвенел взволнованный голос Винсента:

— Хвала небесам! Ты невредима!..

Я чуть не выронила сосуд. Винсент уже стоял рядом.

— Что произошло?..

— Всё расскажу потом. Где Доминик?

В глазах Винсента сверкнула обида.

— Думаешь, я волновался за тебя меньше, чем он?

— Не думаю, — простонала я. — Но ты уже знаешь, что со мной всё в порядке, а он — нет.

— Нет, не знаю, — жёстко отрезал Винсент. — Я только вижу на тебе кровь и ссадины. По-твоему, этой информации достаточно?

Меня охватила ярость. С силой грохнув об пол сосуд с землёй, я дёрганным движением очертила круг.

— Ты хотел быть мне другом — и, по-твоему, так ведут себя друзья?

Винсент стиснул зубы и, отвернувшись, процедил:

— Он в монастыре.

— Где? — уже почти расстегнув ремешок часов, я застыла на месте. — Как?..

— Когда почувствовал твою кровь, он будто свихнулся. Помчался к этому священнику, Энтони… А потом они вместе понеслись в монастырь. У воспитанника монахов начался припадок, и все решили, что очередной жертвой стала ты. Если б ты не…

Последних слов я уже не услышала… В монастыре царила тишина. Словно призрак, я пролетела по пустым переходам — ни звука. Может, Винсент попросту солгал? Вообще-то на него не похоже, но таким уязвлённым я его ещё не видела. Да и как бы Доминик ступил на освящённую землю? И тут до меня дошло: в самом монастыре он и не был. Винсент, скорее всего, говорил о школе-интернате, в которой обретался Патрик. От монастыря её отделял сад и хлипкий забор с никогда не запиравшейся калиткой. Но земля, на которой стояла школа, освящённой не была… Перемахнув через забор, я чуть не врезалась в дородного монаха, неизвестно откуда взявшегося на пути. Он охнул от неожиданности, я тихо извинилась… Мой едва слышный шёпот оказался чем-то сродни эффекту бабочки, вызвав целый смерч. В какой-то мере стоило порадоваться, что на мне была освящённая земля, иначе физических повреждений я бы не избежала. Доминик был абсолютно не в себе. Глаза его пылали, руки тряслись… Видимо, он даже не осознавал, что не может ко мне прикоснуться: бормоча что-то неразборчивое, снова и снова порывался прижать меня к груди и, кажется, по-настоящему не верил, что я действительно рядом. Я, как могла, старалась его успокоить, водила ладонями по контуру лица, лепетала какие-то фразы, смысл которых сама не понимала… До сих пор предостережения Доминика и настойчивые просьбы быть осторожнее оставались только словами. Сейчас я воочию увидела, что на самом деле значила для него моя жизнь… и моя смерть.

Я не сразу заметила стоявших поодаль аббата и отца Энтони, ненароком смахнувшего слезу. И меловое личико Патрика, и бережно поддерживавшего его брата Клеомена, и тихо читавшего молитву брата Томаса… И Винсента, прислонившегося к стволу дерева и смотревшего куда-то мимо нас… Доминик наконец обрёл дар речи и прошептал:

— Идём…

Не выпуская меня из кольца рук, он торопливо кивнул преподобному отцу и братьям, и мы закружились в вихре. Круг уже был очерчен, мне понадобились доли секунды, чтобы восстановить непрерывную линию. Ещё быстрее я сорвала с запястья часы… Но действия Доминика меня удивили. Ни бешеных объятий, напоминающих стихийное бедствие, ни прожигающих кожу поцелуев. Он лишь очень бережно взял в ладони моё лицо и чуть ли не с благоговением начал рассматривать его, словно последний раз мы виделись лет двести назад. Я попыталась было заговорить, но Доминик тут же прильнул к моим губам. Я прижалась к нему теснее, но он уже оторвался от моих губ. Тонкие пальцы погладили шрам, в желтоватых глазах вспыхнула ярость, и, наклонившись, он мягко поцеловал почти затянувшийся рубец.

— Боль давно прошла… — ободряюще заверила я.

— Моя — нет, — он снова провёл губами по шраму. — Говорят, страсть — один из видов безумия, а без страха потерять невозможно по-настоящему любить. Если так, даже не знаю, как назвать то, что внушаешь мне ты… Сумасшествие — ничего не значащее понятие по сравнению с тем, что происходит со мной. Страх… Я боялся за тебя, пока ты была смертной. Сейчас это — агония, от которой…